Василий Юнкер - Путешествия по Африке
На второй день мы пришли в округ Фараджоки, где и заночевали. Здесь две горные цепи с востока надвигаются к дороге и окружают большую равнину, которая пересекается ключевыми притоками реки Гойма, в которую впадают еще и другие речки. Помимо горных цепей на востоке, горный хребет Буниоро подтверждается видимым рядом одиночных и собранных группами гор на северо-западе и на западе на расстоянии от двух до четырех часов пути. Этим закончился третий и последний день нашего похода 7 января.
Направляясь к резиденции короля, мы сперва прошли область Муджумбуру, затем область Умпару, где расположена резиденция князя. И здесь вдоль дороги повсюду также виднелись холмы и невысокие горные хребты. В округе Умпару находится водораздел (отличающийся нагромождением холмов и гор), разделяющий незначительные притоки Альберт-Нианца от Кафу — главной реки Буниоро.
Приближаясь к резиденции, мы испытали первое серьезное разочарование. Еще задолго до первого жилья мы увидели на пустыре шесть жалких хижин, по-видимому, только что построенных и предназначенных для нашего многочисленного общества. Носильщики попросту сбросили поклажу и исчезли, и с ними их вожак Мсиггэ, заявивший, что предварительно он должен получить распоряжения. Это был плохой прием. Лишь вечером Мсиггэ вернулся с несколькими ва-ниоро (королевскими чиновниками) и неким Никаметеро, которые преподнесли нам королевские подарки — двух коз, два тюка муки, пять кур, напитки этой страны — мвенге (из бананов) и санде (из телебуна) — и дрова. Мы в первую очередь потребовали лучшего жилища и выразили надежду быть приглашенными к королю на следующий день. Но 8 января нас постигло второе разочарование: никто из туземцев не приблизился к нам. Лишь вечером явилась важная государственная особа по имени Бабедунго; он принес следующее даяние короля: девять тюков сладких бататов и соли. Я совершенно открыто высказал наше недовольство, подчеркнув, что Мсиггэ и его люди в Ваделаи жили гораздо лучше, чем мы здесь, куда даже не заходят ваниоро, так что наш фельдфебель Абд-эр-Реджал вынужден был сделать это сам. Наконец, я показал Бабедунго сброшенный багаж и намекнул, что в таких условиях мы и не подумаем распаковывать подарки для Кабреги. Этот протест подействовал: Бабедунго вернулся к нам в тот же вечер с сообщением, что король очень рассержен тем, что наши хижины плохо построены и находятся так далеко, и что завтра мы можем сами выбрать себе место для постройки новой зерибы. Несколько выстрелов, донесшихся к нам из жилья Кабреги, показались нам как бы подтверждением этого, но это были лишь выстрелы, которыми приветствовали только что появившуюся четверть луны.
Напрасно ждали мы Мсиггэ на следующее утро. Он не пришел, и мы тронулись в путь, чтобы поискать его и выбрать место для зерибы. Мы и не подозревали, что совершили этим тяжелое прегрешение перед государственным законом. По другую сторону холма находились многочисленные жилища ваниоро и между ними большие огороженные дворы. Немедленно сбежался народ, и мы заметили, что некоторые были сильно возбуждены. Несколько человек сновало взад и вперед, делая нам знаки, чтобы мы вернулись. Мы же прошли еще немного вперед, в тени забора сели на стулья, которые слуги несли за нами, и потребовали, чтобы к нам позвали Мсиггэ. Весть о нашем преступлении быстро распространилась.
Острова на реке Уэле-Макуа у Абд'Алла
Фотография
Без высочайшего приказа и к тому же во время новолуния приблизитья к резиденции владыки — это было совершенно неслыханно. А что, если мы намеревались ворваться к нему! И действительно, скоро мы увидели Мсиггэ с несколькими высшими ваниоро и даже самого Бабедунго, бегущих к нам. Они забросали нас упреками, спросили, неужели же нам неизвестно, что наступает новолуние, и сказали, что Кабрега уже знает о нашем приближении и сильно этим разгневан. Этого, однако, было достаточно для меня; ведь нам вчера было сказано, чтобы мы выбрали себе новое место для зерибы. Я энергично ответил на упреки и спросил, являемся ли мы пленниками Кабреги. Наш громкий разговор привлек большую толпу любопытных, желавших поглазеть на нас, так как до сих пор никто еще не осмелился подойти к нашим хижинам и тем нарушить здешний обычай. Но между безобидными зеваками вскоре показались люди, вооруженные тяжелыми, длинными палками. Это была почтенная полиция Буниоро. Совершенно бесчеловечно эти блюстители порядка принялись избивать любопытных, которые разбежались в разные стороны; один из них, впрочем, остался на месте мертвым. Ваниоро и Мсиггэ быстро ушли, но вскоре вернулись, после чего было выбрано место для жилища, а именно — по другую сторону маленькой речки, с видом на жилища королевских приближенных. Опять пришли посланные и, запыхавшись, принесли разрешение и приказ Кабреги какому-то матонголе немедленно приступить к постройке зерибы.
Однако прошел весь январь, прежде чем она была построена. Несмотря на то, что я и Вита постоянно следили за ходом работ и кое-что было сделано нашими слугами, сами ваниоро выходили на работу очень неаккуратно и часто по целым дням отсутствовали. Правда, я настоял на постройке многих хижин, тем более что последние сведения о положении в стране и о Буганде не предвещали скорого продолжения нашего путешествия.
Напрасно ждали мы аудиенции у Кабреги. Причину мы узнали позднее, когда лучше познакомились с нравами и обычаями страны. Дело в том, что с момента появления новой четверти луны Кабрега, окруженный колдунами и магами, в течение трех дней совершал в своем доме мистические церемонии и обряды, унаследованные от предков. К тому же за несколько дней до нашего прибытия умерла Ньебоссита, мать Камрази и бабушка Кабреги. Это затянуло приглашение нас на аудиенцию до 13 января. В промежутке нас почтил визитом высокий сановник Катагоро. Он был премьер-министром еще при Камрази, т. е. в то время, когда первые европейцы, Дж. Г. Спик {84} и Дж. А. Грант {85}, пришли в эти области из Занзибара. Катагоро много рассказывал о них, но все время сбивался на рассказы о Кабреге, его мощи и авторитете. Такие хвалебные оды своему владыке пели все ваниоро, батонголе и придворные, посещавшие меня.
Неприступность короля была так велика, что распространялась даже на его скот. Кабрега оберегал тысячи голов своего скота с деспотичной алчной страстью. Они были ему так дороги, что лишь редко отдавал он животных из стада. Он старался защитить их от «дурного глаза» своих подданных. Пастухи, бывшие в большом почете, выгоняя скот на пастбище, еще издали окликали прохожих с тем, чтоб они отвернулись или сошли с дороги. Лишь как особую милость можно было получить чашку молока королевских коров. Эта драгоценная жидкость служила только для откармливания (в полном смысле этого слова) королевских жен. Некоторые из этих дам из-за тучности не могли ходить, и, когда вскоре между Бугандой и Буниоро вспыхнула война, их пришлось своевременно унести. Наконец, тринадцатого января пришли Мсиггэ и старый министр Катагоро и сообщили, что король назначил нам аудиенцию.
