Д. Лухманов - 20000 миль под парусами
Принимая во внимание, что мачты «Товарища» имеют высоту над ватерлинией в 48 метров и вместе с реями и такелажем весят 147 000 килограммов, можно себе представить, как подобная качка отражалась на связях судна и самом рангоуте.
Наконец, перевалив через 30-й градус южной широты, «Товарищ» взял курс к устью Ла-Платы.
Мы приближались к цели нашего путешествия. Погода стала благоприятной и ровной; жизнь на корабле потекла спокойнее.
Однажды, часов около четырех пополудни, когда дул легкий попутный ветер и «Товарищ» медленно двигался к югу, с бака раздались три удара в колокол и голос вперед смотрящего:
— Прямо по носу дым!
Скоро из едва заметного облачка дыма стал вырисовываться силуэт большого двухтрубного пассажирского парохода.
Пароход взял несколько вправо, чтобы дать нам дорогу, и поднял итальянский флаг. Заработало радио. Пароход оказался быстроходным почтовиком итальянской национальной компании «Юлий Цезарь». Он шел из Буэнос-Айреса с обычными пассажирами первого класса и с тысячью итальянских рабочих, возвращавшихся на родину с сезонных работ в Аргентине.
Итальянец был уже так близко, что можно было разглядеть людей на всех его палубах.
Вдруг он взял влево.
Что это? Уж не хочет ли он нас пустить ко дну? Но, сблизившись с нами, он вновь отвернул и лег параллельным контркурсом. Вдруг у его передней трубы показалось облачко белого пара, и раздались три коротких приветственных свистка; кормовой флаг итальянца медленно приспустился, приветствуя наш большой красный флаг, который мы для этой встречи специально подняли под гафелем.
Мы ответили без малейшей задержки, и с палубы парохода раздались крики:
— Эввива Руссия! Эввива совнет! Бон виаджо, камарады русси!..
«Юлий Цезарь»{15} так быстро пролетел мимо нас, что я не успел разобрать, кричали ли вместе с «третьеклассниками» и достопочтенные пассажиры первого класса, но шапками и платками махали все на всех палубах и на мостике.
В эту же ночь, часов около одиннадцати, раздался удар в колокол, и вперед смотрящий крикнул:
— Право по носу огонь!
В бинокль увидели два белых огня парохода. Он шел навстречу и несколько наперерез нам.
На основании международных правил о предупреждении столкновения на море, всякое судно с паровым или с другим механическим двигателем уступает дорогу парусному. Поэтому мы мало беспокоились о встречном пароходе, ожидая, когда он свернет с нашего пути. Но пароход не сворачивал.
Мы быстро сближались…
Поняв, что пароход не видит нашего зеленого отличительного огня, я зажег с правого борта зеленый фальшфеер.
Яркий зеленый свет залил весь борт корабля, нижние паруса и снасти.
В ту же минуту пароход отвернул влево и еще через несколько минут пролетел мимо нас в расстоянии не более двухсот метров.
Это был большой быстроходный пассажирский пароход, весь залитый огнями. Скорость его на-глаз была не меньше 18 узлов, и если бы он нас ударил с такого хода, то тяжело груженный камнем «Товарищ», не разделенный на отсеки водонепроницаемыми переборками, пошел бы ко дну, как топор.
Надо добавить, что если бы мы даже захотели уступить дорогу летевшему на нас пароходу, то не могли бы этого сделать, так как ветер совершенно упал и «Товарищ» почти не имел ходу и едва-едва слушался руля.
Такие случаи всегда возможны с парусными судами. Бортовые зеленый и красный огни парусных судов при самом внимательном наблюдении горизонта трудно увидеть на расстоянии более трех миль. Таким образом, если парусное судно стоит на месте, а пароход, имеющий скорость в двадцать миль в час, несется ему навстречу, то от момента, когда с парохода смогут разглядеть отличительный огонь парусника, до момента, когда оба судна сойдутся, пройдет всего шесть минут. Если же парусник имеет более или менее значительный ход, то это произойдет еще скорее.
Пароходы, в отличие от парусников, как я уже упоминал, в добавление к зеленому огню справа и красному слева, носят на мачтах белые огни. Эти огни можно увидеть за пять-шесть миль. Но, видя их, парусник, как и было в данном случае с нами, часто бывает беспомощен и при всем желании не может сойти с пути парохода.
Учитывая все эти обстоятельства, я в первые же дни моего командования «Товарищем» устроил на обоих бортах юта небольшие водонепроницаемые ящики, в которых всегда хранились наготове фальшфееры соответствующего цвета.
Не помню, говорил ли я раньше о том, что такое фальшфеер. Это небольшая картонная трубка, сантиметра четыре в диаметре, набитая порошком бенгальского огня. С одной стороны трубки приделана деревянная ручка, а с другой устроено нечто вроде спичечной головки для зажигания. Фальшфеер в оптовой продаже стоит не больше четвертака, а вовремя зажженный, он может спасти десятки и сотни человеческих жизней…
Спускаясь южнее тридцатого градуса южной широты, мы часто встречали штормы, известные под именем памперос. Эти штормы зарождаются на восточных склонах Андов{16} и, пролетая через пампасы, от которых они и получили свое название, разражаются с особенной силой в устье реки Ла-Платы. Памперосы бывают местные и общие. Первые длятся недолго, и небо при них остается неизменно синим. Общие памперосы приходят со шквалами, с облачностью и дождем. Обыкновенно они продолжаются трое суток, но бывали случаи, когда памперосы свирепствовали по двадцать дней и дули с такой силой, что срывали с якорей стоявшие в реке суда и даже перевертывали малозагруженные корабли.
Сила ветра при памперосах не уступает силе вест-индских ураганов или тайфунов Китайского моря, и разница заключается только в том, что при ураганах направление ветра постоянно меняется, а при памперосах ветер имеет неизменное направление от юго-запада.
Наибольшее количество памперосов падает на зимние месяцы, но и летом они не редкие гости в этих местах.
На долю «Товарища» тоже выпал трехдневный памперос. Но судно отлично справилось с ним, приведя в крутой бейдевинд под нижними марселями и фоком. Впрочем, нет худа без добра. Обычно после пампероса наступают легкие и ровные восточные ветры, которые и помогли нам благополучно добраться до Монтевидео.
Было бы гораздо хуже, если бы вместо пампероса мы получили штормы из восточной половины компаса. Устье Ла-Платы, при ширине в 200 морских миль, очень мелко и совершенно открыто с востока. Громадная волна, бегущая через всю ширь южной части Атлантического{17} океана, свободно вкатывается в широкое устье реки и превращается в придонный бурун. Входить в Ла-Плату при таких условиях, несмотря на попутное направление ветра, невозможно, а для того, чтобы отлавировать от берега, нужно бороться не только с силою ветра, но и с громадным волнением. Это удается далеко не каждому судну, даже паровому, и недаром северный берег устья Ла-Платы усеян обломками кораблей.
