Уилл Рэндалл - Год в Ботсване
С тяжелым чувством я осознал, что приключение вот-вот подойдет к концу. Ухудшало настроение и то, что мне было доподлинно известно: когда я вернусь в Кейптаун и вылечу назад в Лондон — а с подобным за последние несколько лет я сталкивался не единожды, — то совершенно не буду представлять, что там по возвращении делать. Выливая воду из зеленой металлической канистры в большущий таз, я едва ли не раскаивался, что отправился в эту поездку. После пережитых приключений вновь взяться за бразды правления «реальной» жизнью будет много труднее. Быть может, пускаться путешествовать по свету вообще было крупной ошибкой — довольствоваться бы мне преподавательской карьерой, которую я начал после окончания университета. Вот ведь как все теперь обернулось: стоило мне лишь выяснить, что лежит за одним горизонтом, как тут же хотелось узнать, что находится и за следующим. И я уже осознал, к собственному ужасу, что потребность увидеть все новые и новые уголки нашей планеты для меня стала сродни наркотику, и всерьез опасался, что от этой привычки меня заставят отказаться лишь старость да немощь. А разве не было бы намного проще стать заместителем директора школы, как мне однажды предлагали, и со временем тихо-мирно уйти на пенсию где-нибудь на английском Западе? Теперь вернуться назад будет сложно, а включиться в обычную работу и вовсе практически невозможно.
Уже весьма умело, в отточенном до совершенства порядке, мы упаковались и сложились — все аккурат по своим местам, — и двинулись дальше на восток. К середине утра пейзаж начал изменяться совершенно разительным образом. Мы уже не ехали больше по бесплодной пустыне: там, где раньше все было сплошь серым и коричневым, средь деревьев и кустарников появились проблески зелени и других ярких красок.
Даже не верилось, но из пыли выбивались сочные травы и экзотические цветы. Все более подпадая под очарование увиденного, мы наблюдали, как местность вокруг нас обращается в зелень и цвет. А когда при выезде из узкой долины мы оказались возле огромной дельты реки, у нас всех одновременно перехватило дыхание. Внизу под нами растянулась широкая полоса серебристой воды, извивавшаяся меж крупных островов, на которых произрастали невероятно высокие пальмы, безмятежно клонившиеся над лужками и болотами.
Мы остановились на естественной площадке, с которой местность была видна как на ладони, и возбужденно высыпали на солнцепек.
Фил улыбнулся:
— Добро пожаловать на реку Чобе! Знаете, каждый раз, когда я привожу сюда народ, реакция одна и та же. Поразительно, а?
На его вопрос не последовало ответа, поскольку мы как дети скакали вокруг, пытаясь осмотреть весь удивительный пейзаж. Поначалу меня более всего поразили свежесть и пышность зелени, растущей в долине. Однако прошло, наверное, несколько минут, прежде чем я осознал, насколько необычайным и, главное, потрясающе живым все-таки было зрелище. Куда ни бросишь взгляд, повсюду внизу было полным-полно разнообразнейших животных. У берега реки по колено в шоколадно-коричневой воде стояли буйволы — их было очень много, возможно сотни две; в небольшой заводи меж двумя островками барахталось семейство гиппопотамов; дальний берег усыпало огромное количество пасущихся антилоп различных видов; и, самое удивительное, как раз под нами пересекали реку, хобот к хвосту, целых пятнадцать слонов — я специально их посчитал!
Со смехом, отбросив всякое притворство (теперь уже не было нужды изображать, будто я все это уже неоднократно видел), я хлопнул Фила по спине.
— Слушай, да это просто невероятно! Нет, правда! С трудом верится, что все это настоящее! — Но именно так оно и было. Мое детское видение дикой Африки, привитое печатной страницей, разлетелось на тусклые, лишенные всякого воображения осколки, и на его месте появился цветущий, изумительно живой мир, потрясающий своим великолепием. Африка вновь была овеяна совершенно нереальной атмосферой. Документальные фильмы и программы по естествознанию, как бы хорошо они ни были сняты, внушили мне, что в животном мире существует нечто вроде закона и порядка. И вот сейчас он лежал предо мною: во всецело беспорядочном взаимодействии, и был слишком велик, чтобы его можно было постичь.
— Да ты еще ничего толком и не видел! — ответил Фил, не особо претендуя на оригинальность. — Эй, все там, давайте запрыгивайте назад. Мы спустимся туда!
Наше коллективное дыхание вновь перехватило, мы поспешили последовать указанию, и автобус, завывая на низкой передаче, начал спускаться по крутому склону к руслу. Чем ниже мы спускались, тем шире перед нами открывалась панорама реки, во всех направлениях — и повсюду, буквально повсюду, — бродили животные, слишком много, чтобы сразу всех охватить взглядом. Не только животные, но и птицы — и казалось, не было такого цвета, который бы не наличествовал в их оперении. Некоторые были мне знакомы — пеликан, какой-то вид зимородка и еще одна птица, подозрительно смахивавшая на стервятника, кружила у нас над головами, — но других я никогда и не видел, даже во сне, столь экзотической была их наружность.
Несмотря на нашу приземленность, наше образование и все то, что внушалось нам с экранов телевизоров, нашу западную восприимчивость и искушенность моментально словно рукой сняло. Мы стали словно дети, безмолвные, недвижимые, за исключением тряски по ухабистой дороге, повергнутые в трепет величавостью окружения. Мы испытывали волнение и наслаждение, скрыть которые было просто невозможно. И совершенно естественно, без тени какой бы то ни было неловкости, эти близкие незнакомцы обнимали друг друга, хватали соседа за руку, чтобы привлечь его внимание к тому или иному поразительному зрелищу. Раздавался негромкий смех, все обменивались улыбками. Мы переживали эту сказку сообща.
Мы медленно остановились на берегу реки, и все тотчас замерли — вернее, все, кроме, сидевшего рядом со мной за рулем Фила. Он, напротив, был необычайно оживлен. Постучав по круглым стеклянным окошкам на приборном щитке, наш водитель нервно задергал рычажок под рулем. Поначалу я даже не обратил на это внимания, однако, обернувшись к Филу, чтобы указать ему на зубастого крокодила, неподвижно лежавшего на пучке камыша ярдах примерно в сорока от нас, я вдруг заметил, что его обычно гладкий лоб тревожно нахмурен. И заподозрил, что остановились мы вовсе не намеренно.
— Не понимаю! Что за фигня. Раньше такого сроду не бывало! — Он выругался сквозь зубы и снова принялся терзать рычажки. — Хм, а сколько сейчас времени, братан?
— Ну, думаю, около двенадцати. — И тут вдруг мой разум более озаботился происходящим в автобусе, нежели ошеломляющим видом снаружи. — Что-то случилось? Тебе нужна помощь?
