Владимир Обручев - Золотоискатели в пустыне
— Счастливец! Приду непременно. Давно уже не ел я такого лакомого блюда.
— А пока вот что, Ли Ю, дай мне свою собаку до ночи.
— Зачем? Опять на охоту пойдешь, что ли? Разлакомился, видно.
— Нет, вот в чем дело, — сказал Мафу, понижая голос, хотя визг жерновов и так делал их разговор неслышным для посторонних. — Пока мы были на охоте, в нашу фанзу залез вор, унес две кирки, мешок с крупой, одеяло Лю Пи. Вот я хочу при помощи собаки догнать его.
— Ишь ты, какое дело! Не знаю, сумеет ли только моя собака выследить, особенно конного: все лошади имеют одинаковый запах.
— Нет, он был пеший, по следам видно. Пойдет собака по следу — хорошо, нет — ничего не поделаешь.
— Ладно, сейчас приведу. Подожди у ворот.
Ли Ю пошел в конюшню и скоро привел к воротам небольшую калмыцкую собаку, похожую на лисицу, с пушистым хвостом, острой мордочкой и острыми ушами. От ее ошейника шла веревка.
— Получай, только не отпускай на свободу, а то убежит домой, — сказал он, передавая веревку Мафу. — Ну, счастливого пути! Ишаки, твари, уже стали.
Он побежал к упряжке, а Мафу повел собаку назад к своей фанзе, так как, выйдя со двора, сейчас же заметил след двух ног в соломенных сандалиях, вдавившийся в пыль у ограды; здесь вор, очевидно, спрыгнул на землю с тяжелой ношей. Подведя собаку, Мафу дал ей сначала понюхать кварц, закапанный салом, а потом показал ей след. Она обнюхала его и сразу повела, повизгивая от рвения. На каменистой почве пустыни видимый след исчез, но собака уверенно шла вперед. Вор пересек улицу и пошел по пустырям и брошенным, отработанным отводам, огибая с юга рудничный поселок. В одном месте он, очевидно, отдыхал лежа, так как собака привела в угол старого дворика, а затем потянула дальше; на куче песку и пыли, наметенной хый-фыном в этом углу, ясно виднелся отпечаток лежавшего тела и грубой ткани мешка.
— Целый мешок руды набрал, негодяй! — проворчал Мафу. — Цзиней [18] 50–60 наверно унес. Ну, тем лучше, — с такой ношей далеко не уйдешь.
Скоро поселок остался позади, и след вывел на большую дорогу, шедшую из Чий Чу к речке Ангырты на запад и далее к речке Дарбуты.
«Так и есть! — подумал Мафу. — Понес к речке промывать. Погоди у меня!».
Собака рвала веревку из рук, и Мафу чуть не бежал вслед за ней. Близился вечер; солнце уже спускалось к вершинам острых Дарбутинских гор.
«До Ангырты считают 10–12 ли, — думал Мафу. — Таким ходом мы с тобой, собачка, еще засветло будем на речке. А негодяй, наверно, далеко отошел от дороги, залез поблизости в кусты. Тут мы его и накроем».
Собака бежала не останавливаясь. Местами, где на дороге было немного пыли, след сандалий виднелся отчетливо, местами же был затерт другими следами. На половине дороги встретили их два калмыка верхами.
— Здорово, джангуйда[19]! — крикнул один из них. — Куда торопишься с собачкой?
— Добрый вечер, приятель! — ответил Мафу. — По следу вора иду. Не видали ли китайца с мешком на спине?
— Нет, не видали. А что он украл?
Но Мафу не был расположен терять время на разговоры. Собака немилосердно тянула его вперед, и он крикнул, удаляясь:
— Вещи у меня украл в Чий Чу.
Дорога вышла из пустынной и голой равнины Чий Чу и вступила на плоские и однообразные холмы, окаймлявшие ее с запада. Уклон под гору стал заметней, и собака бежала еще быстрее, тем более что солнце село и в воздухе повеяло прохладой. Еще несколько поворотов — и появились небольшие скалы, а затем открылась долина речки. Густая зелень деревьев и кустов, тянувшихся по обоим берегам, резко выделялась на мрачном буром фоне холмов.
Собака чуть не вырвалась из рук, стремясь к воде. Но и рудокоп торопился утолить жажду чистой текучей водой, которой не видел уже больше полугода. На берегу ручья, склонившись к воде, животное и человек втягивали в себя прохладную влагу с одинаковой жадностью.
«Куда пойдет теперь след, вверх или вниз?» — подумал Мафу, глядя на собаку, которая, утолив жажду, улеглась на землю.
Он стал тщательно осматривать почву у берега речки, состоявшую из серого песка с мелкой галькой. Но следов соломенных сандалий не было видно. Торопясь к воде, собака, очевидно, отклонилась от них.
Отдохнув немного, Мафу отвел собаку немного назад, к тому месту, где дорога выходила в речную долину, показал ей след и дал опять понюхать кварц, закапанный салом. Собака повела теперь не прямо к воде, а несколько вверх по долине, где выше брода виднелась группа тополей, дававшая хорошую тень у воды и вместе с тем защищавшая отдыхающего путника от взоров прохожих.
— Так! — пробормотал Мафу. — Вор пришел сюда, когда солнце еще грело, и выбрал это местечко для отдыха. Посмотрим, нет ли там следов его пребывания.
Действительно, на маленькой лужайке в тени, у самой воды, трава была примята. Тут же валялись несколько маленьких осколков кварца и два валуна покрупнее, которыми кусок руды был раздроблен.
— Вот как!.. Он сделал первую пробу, — усмехнулся Мафу.
Между тем- собака потянула дальше, по узкой тропинке, извивавшейся вдоль речки.
«Ну, теперь надо быть настороже, смотреть в оба и слушать», — подумал Мафу и приготовился к встрече: поправил мешок на спине, переложил веревку в левую руку, а в правую взял свой длинный монгольский нож.
Тропа шла то у самого берега, то уклонялась в чащу из тальника, шиповника, барбариса, стоявших зеленой стеной по обе стороны; то огибала утесы, спускавшиеся к воде, поднималась на косогор, поросший полынью, эфедрой, караганой (акацией); то, наконец, в расширениях узкой долины направлялась напрямик через заросли высокого чия, огромные снопообразные кусты которого поднимали свои метелки над головой пешехода. Солнце уже село, и кудрявые тучи на небе заалели, отбрасывая розовый свет в узкую долину.
«Пожалуй, он уже прикончил толченье и отдыхает где-нибудь в чаще, так что наткнешься на него неожиданно», — подумал Мафу, замедлил шаг и удвоил осторожность.
Но собака шла все вперед и вперед; начинало темнеть; тучки на небе посерели; кое-где заблестели крупные звезды. Навстречу путникам с верховий долины потянул прохладный ветерок.
«Уж не ушел ли он на высокий Джаир? — обеспокоился Мафу. — От брода мы отмахали, наверно, уже три или четыре ли».
КОСТЕР В ЧАЩЕ
Вдруг собака подняла голову, начала нюхать воздух и ворчать. Мафу цыкнул на нее и пошел еще медленнее. Тропа шла по густой чаще, в которой было совсем темно. Приходилось ступать осторожно, чтобы не выдать себя треском сухой ветки под ногами.
Но вот сквозь зелень забрезжил красноватый свет. Мафу подтянул собаку поближе к себе и стал подкрадываться. Послышалось журчанье воды; тропа, очевидно, приближалась к речке. Еще поворот — и Мафу остановился.
