Питер Мейл - Прованс от A до Z
Подобно многим нынешним беженцам из больших городов, де Сад серьезно занялся улучшением жилища. На деньги своей жены он соорудил внушительный особняк в сорок две комнаты с собственными часовней и театром, в котором ставились пьесы его сочинения. Можно себе представить, как он отбирал исполнителей.
Сельской идиллии де Сада пришел конец в 1778 году, когда его упрятали за решетку по целому букету обвинений, включавших отравление проститутки, кормление «возбуждающими конфетами» ничего не подозревающих служанок и много чего похуже. Удивительно, что, несмотря на гнусный образ жизни, его весьма часто называют «божественным маркизом».
Это мне показалось странным. Казалось бы, из всех возможных эпитетов «божественный» для его определения подходит меньше всего. Я обратился за разъяснениями на литературный факультет Парижского университета. Доктор Лоранс Кампа любезно объяснила мне, что «божественным» титуловал де Сада поэт Гийом Аполлинер, сочинивший в 1909 году введение к сборнику писаний маркиза. Доктор Кампа, однако, отметила, что не исключено, что Аполлинер заимствовал уже существовавшее определение.
Я копнул глубже, соприкоснулся с кое-чем из сочиненного самим де Садом. Оказалось, что «Сто двадцать дней Содома, или Школа разврата», «Философия в будуаре», «Новая Жюстина» и «Жюльетта» кишат «божественностью» как падаль личинками мух. Божественные попки, божественные восторги, божественный экстаз, божественный инцест и иная «божественная» активность разных частей плоти. Таким образом, возможно, что «божественный» стало для де Сада словом-паразитом, прилипло к его языку, а потом и к фамилии.
А его замок? Частично он сохранился, не утратив влияния на облик деревни, однако уцелел лишь как скелет, обглоданный и мрачный. В Революцию он выгорел, а после этого местные жители активно растаскивали его руины на стройматериал для более скромных построек. То, что осталось, принадлежит Пьеру Кардену.
Drailles
Козьи тропы
Любой, кто бродит по холмам и лесам Прованса, время от времени натыкается на полузаросшие, но еще распознаваемые тропы, неизвестно что с чем соединяющие, неизвестно, откуда и куда ведущие. Нынче они по большей части ведут ниоткуда в никуда, но когда-то по ним перебирали копытами стада коз и овец, ежегодно спасаясь от летней жары на более прохладных пастбищах Верхнего Прованса.
На первый взгляд они бессистемно петляют по местности, но на самом деле подчиняются цели, рельефу и древним границам. Дело в том, что владетельные господа Прованса без особенной благосклонности относились к вторжениям в свои владения травоядных, способных во мгновение ока уничтожить всю растительность на своем пути. За нарушение границ ответственные за стадо могли дорого заплатить, иной раз и жизнью. Поэтому пастухи строго следили за рогатыми подопечными.
Сейчас нам трудно представить масштабы этих великих переселений. Июньская запись 1753 года сообщает о пересечении реки Дюранс ордой в 15 809 голов. Удивительно, как считавший эту уйму скота не заснул за работой и каким образом такое количество коз смогли удержать на тропе.
Разумеется, в этом случае действовала отработанная веками система. Вдоль тропы распределялись пастухи, подчинявшиеся главному, bayle. Животных разделяли на группы по тридцать голов, коза или овца, следовавшая в хвосте, брякала колокольчиком, соблюдая порядок и позволяя произвести учет. Трудно сказать, все ли животные переживали переход и что происходило, если на месте назначения выяснялось, что прибыло их лишь 15 808.
Dumas et Ses Melones
Дюма и его дыни
Кавайонские дыни, пожалуй, считаются лучшими во Франции. Они «чаруют глотку и охлаждают чрево», как поэтически выразился один из восторженных поклонников этого сочного плода. И он не единственный почитатель дынь с литературными наклонностями. Александр Дюма, плодотворная литературная деятельность которого не могла не прерываться для приема пищи, даже заключил в 1864 году сделку с мэром Кавайона: книги за дыни! Библиотека Кавайона не могла себе позволить купить книги Дюма, и маэстро подарил городу сто девяносто четыре написанных им к тому времени тома. И это оказалось лишь началом. Он пообещал еще и еще, а взамен довольно скромно попросил по дюжине дынь ежегодно. Библиотека получила книги, Дюма регулярно получал дыни, каждый год, до самой своей смерти в 1870 году.
А что случилось с книгами? За прошедшие сто тридцать пять лет отгремели две мировые войны, произошло множество разного рода беспорядков. Хранились ли они в шкафах и витринах под стеклом? Валялись ли на чердаке? Засели на полках личной библиотеки какого-нибудь кавайонского дынного барона? Звонок в муниципальную библиотеку Кавайона позволил выяснить, что книги — во всяком случае, часть из них — уцелели, что по запросу их можно даже и просмотреть. И вот ясным октябрьским утром я представился мадам Меньян, заведующей архивом кавайонской библиотеки, и она продемонстрировала мне книги Дюма.
Мадам Меньян предъявила мне пятьдесят четыре тома, аккуратно сложенных в большую картонную коробку. Я наклонился над коробкой и вдохнул характерный запах старых книг, напомнивший мне детство, часы, которые я проводил на чердаке, роясь в старых книгах.
Мадам Меньян объяснила мне, что имеющиеся в библиотеке книги относятся к дешевым изданиям, livres de poche — аналоги современных серий в мягкой обложке. Но с первого взгляда видно было, что современную продукцию никак нельзя сравнить по солидности, добротности выполнения с книгами прежних веков. Все книги Дюма в твердых картонных переплетах, страницы сброшюрованы и сшиты, а не удерживаются клеевым корешком, как в современных «мягких обложках». У многих кожаные корешки с выцветшими, тиснеными позолотой буквами. Конечно, против времени никакой самой добротно сделанной книге не устоять. Бумага коробится, темнеет, разрушается. Однако даже в таком состоянии эти книги — мечта любого коллекционера.
Мэр Кавайона, мсье Ги, сознавал необходимость воздать книгам Дюма должное. К внутренней стороне обложки каждой аккуратно подклеена отпечатанная в типографии инструкция читателям, которых просят аккуратно обращаться с книгами. «Не загибайте страницы, не пишите на полях; попросите у библиотекаря закладку…» К сожалению, инструкция не содержит просьбы не красть книги. Большинство книг начальной коллекции в библиотеку не вернулось.
Дюма как-то сказал: «История подобна гвоздю, на который можно повесить все что угодно». Его часто называют создателем нового литературного жанра — исторического романа. Он написал их шесть сотен, и это еще не все! Лишь перечисление названий написанных им книг занимает целую страницу плотной печати. Разумеется, «Граф Монте-Кристо» и «Три мушкетера», разумеется, «Царица сладострастия», «Корсиканские братья», «Парижские могикане». Но, завершив роман, Дюма часто награждал себя поездкой в дальние и близкие страны и не мог удержаться от дорожных заметок. Швейцария, Синай, путешествие из Парижа в Кадис, жизнь в пустыне — многое интересовало его. Флоренция настолько ему понравилась, что он написал не только «Год во Флоренции», но и «Ночь во Флоренции». И к тому же издал «Большой кулинарный словарь». Как у него на все это хватало времени и энергии! Бог знает, но, возможно, и дыни помогли.
E
Eau-de-Vie
Водка
На своем не слишком простом, скором и безопасном пути от лозы к бутылке виноград поступает в прибор, называемый égrappoir — приспособление для отделения ягод с виноградных гроздьев и разрушения целостности их кожуры. Оттуда ягоды поступают в бродильный чан, где происходят мацерация и ферментация, кроме которых ягоды ожидает сокрушающее воздействие еще одного монстра, называемого pressoir. Молодое вино стекает, оставляя густую массу выжимок, почти твердую, состоящую из кожуры и косточек. Ее название marc. Выглядит она непрезентабельно, на первый взгляд годится разве что на удобрение. Но в ней содержится какое-то количество сусла, и после перегонки из этой массы получается eau-de-vie, а если точнее, то eau-de-vie de marc.
Ничего удивительного, что шанс изготовить из виноградных остатков нечто одуряющее упускает мало кто из фермеров. Требуется, правда, перегонный аппарат, но если у вас нет своего, то на помощь придут соседи, у которых в наличии alambic ambulant, передвижной перегонный куб на тележке, перемещаемый по мере надобности от фермы к ферме и на пути своего следования оставляющий расплывшиеся в пьяной улыбке физиономии.
Перегонными аппаратами, передвижными и стационарными, владели раньше чуть ли не все фермеры. У многих они сохранились и по сей день, но, как уверяют их владельцы, лишь как память, как музейные экспонаты. И ни в коем случае — ни в коем случае! — подчеркивают они, не для использования. Дело в том, что в 1916 году ситуация изменилась, правительство наконец сообразило, что у него под носом дойная корова, дающая вместо молока чистый алкогольный доход, и издало закон, которым передало право на изготовление высокоградусной продукции определенным общественным — кооперативным предприятиям, где налоговикам легче строгим взором следить за каждой выгнанной из marc животворящей каплей. Alambic ambulant как бы вышел на пенсию, нужда в нем якобы отпала, ибо заботливое государство обеспечивает алкоголем всех, хоть залейся. Такова, во всяком случае, официальная трактовка.
