Асгольф Кюстин - Россия в 1839 году. Том второй
309
Комментарий Греча: «Нет, дело происходило иным образом: я это знаю наверное. Гибаль не француз, он родился русским подданным и состоит в чине титулярного советника. Отец его был не школьным учителем, а инспектором Воспитательного дома в Москве. В начале 1831 г., когда дух мятежа смущал население большей части Европы, а в Польше разгорелась война, всевозможные роковые и грозные вести, всевозможные слухи, принесенные из самых разных уголков, волновали петербургскую публику и внушали обоснованные опасения правительству. В эту-то пору Гибаль вел в общественном месте, если не ошибаюсь, в ресторации Андрие, неосмотрительные речи и, больше того, сообщил письменно некоему французу некую весть. О том прознала полиция, и Гибаль пал жертвою собственной неосторожности. Будь он французом, его выдворили бы из страны, но он — русский подданный и потому был отправлен на жительство в один из городов Оренбургской губернии, военным губернатором которой был в ту пору граф Сухтелен, один из почтеннейших и добродетельнейших людей, в России. Он определил Гибаля на жительство в городок Каргалу, а спустя полгода возвратил его в Оренбург и употребил в своей канцелярии. Убедившись, что Гибаль не имел дурных намерений, что он не принял в расчет того зла, какое могли причинить его речи, и что причиною его несчастий явилась единственно неосторожность, граф в пребывание свое в Санкт-Петербурге в 1832 году добился для Гибаля императорского прощения и дозволения вернуться в столицу. По возвращении в Оренбург граф возвестил Гибалю милость императора, но ссыльному так приглянулся Оренбург, что он отказался его покинуть и уехал оттуда лишь после смерти своего благодетеля, приключившейся в апреле 1833 года. Вот простой и правдивый рассказ об этом деле. Что же до упомянутой песни, Гибаль сочинил ее уже после того, как обосновался в Оренбурге» (Gretch. Р. 91–92).
310
Примечание Кюстина к третьему изданию 1846 г.: «Вертящиеся столы и стучащие духи могут служить подтверждением словам автора».
311
Комментарий Греча: «Знатная дама, графиня Π…, воздвигнула в своем поместье неподалеку от Петербурга, подле церкви, где похоронен ее первый муж, русский, надгробный памятник своему второму мужу, почтеннейшему человеку, уроженцу французской Швейцарии. Этого достало г-ну де Кюстину, чтобы утверждать, будто сад этой дамы полон надгробиями всех ее мужей, к которым она преисполняется страстной любви, стоит им испустить дух, и в память которых возводит мавзолеи и часовни, оплакивая их прах горючими слезами и украшая их могилы сентиментальными эпитафиями. Какое преувеличение» (Gretch. Р. 93).
312
Имеются в виду фигуры сивилл на боковых частях свода Сикстинской капеллы в Ватикане.
313
Персонажи драм В. Гюго «Марион Делорм» (1831), «Лукреция Борджиа» (1833)» «Рюи Блаз» (1838): куртизанка, распутница, слуга — по ходу действия предстают образцами благородства и великодушия.
314
Ср. отклик И. С. Аксакова на этот и многие другие подобные пассажи Кюстина: «Необыкновенно хорош этот собор <в Астрахани>. Он не той казенной архитектуры, над которою так смеется Кюстин и образцы которой вы встречаете в каждом городке, ибо предположены всюду: каменный дом для присутственных мест и каменный собор!» (Аксаков И. С. Письма к родным. М., 1988. С. 55; письмо от 27 марта 1844 г.).
315
По старому стилю 22 августа.
316
Нашильник — широкий ремень, идущий от хомута или гужа к переднему концу дышла.
317
По старому стилю 24 августа.
318
Николай I должен был прибыть в Москву на празднование Бородинской годовщины: он выехал из Царского Села 15/27 августа 1839 г. и прибыл в Бородино в ночь с 16/28 на 17/29 августа (см.: Journal de Saint-Petersbourg. 22 августа/3 сентября 1839 г.). Торжественное открытие монумента состоялось 26 августа/7 сентября 1839 г., сражение, воспроизводящее Бородинскую битву, — 29 августа/10 сентября 1839 г.
319
Николай I венчался на царство в Москве 22 августа/3 сентября 1826 г.
320
321
Комментарий Греча: «Ветераны Бородинской битвы не были привезены в Бородино насильно; их пригласили на торжества и содержали в Москве на деньги императора; никакого участия в маневрах они не принимали и присутствовали на них в качестве простых зрителей, помещаясь на специальном возвышении вокруг памятника. Я беру в свидетели своих слов всю армию, всех русских и всех иностранцев, бывших на празднике» (Gretch. Р. 95).
322
Речь идет о шутовской свадьбе «князя-папы», «всешутейного патриарха» Никиты Зотова (1644–1718), состоявшейся в начале 1715 г.
323
Ср. в донесении Баранта от 16/28 августа 1839 г.: «Один только шведский посланник получил официальное приглашение в Бородино. Члены дипломатического корпуса в большинстве своем желали бы присутствовать при этом грандиозном зрелище из любопытства, а также ради того, чтобы затем сообщить своим государям интересующие тех подробности. Император вначале отвечал на просьбы, адресованные ему через третьих лиц, отказом, выставляя предлогом то обстоятельство, что в эпоху Бородинской битвы союзницей России была одна лишь Швеция. Но этот принцип нимало не согласовывался с присутствием эрцгерцога прусского и принца из прусского королевского дома <братьев императрицы Александры Федоровны> Странно выглядело также исключение из числа союзниц России в 1812 г. Англии. Тем не менее император стоял на своем. Тогда английский посол, непременно желавший увидеть своими глазами все военное великолепие этого празднества, заявил, что если он не получит приглашения, то отправится в Бородино во фраке, как простой обыватель. Когда эти речи английского посла сделались известны при дворе, графу Воронцову было приказано передать послу неофициально, что император будет счастлив увидеть его в Бородино. Аналогичное извещение получили посланники вюртембургский и сардинский. Кроме лорда Кленрикарда «английского посла», в Бородино поедет десяток английских офицеров. Уверенные в любезном приеме, они прибыли в Россию, движимые любопытством. За исключением свиты эрцгерцога и принца прусского больше ни одного иностранного офицера на празднестве не будет» (Souvenirs. Т. 6. Р. 311–312).
