Януш Вольневич - Чёрный архипелаг
— Может быть, ты помнишь, какими еще подарками, характерными для прежних времен, обменивались семьи молодых?
— Конечно, помню. Это была кабанья челюсть с загнутыми клыками. Точно такая же, какую мы видели сегодня, только она лежала в красиво сплетенной корзиночке и ее украсили пальмовыми листьями. По обычаю, невеста в праздничном наряде должна сломать эту челюсть, после чего она может приступить к следующей процедуре — зарезать предназначенных для пира животных. При этом будущий супруг держит поросят за ноги. Затем невеста садится за последнюю трапезу в кругу своей семьи, во время которой она тщательно охраняет священную ветвь, которую позднее посадит возле своего нового дома.
— Перенесение невесты к месту бракосочетания — обряд самый красочный. Транспортировку осуществляют тетки жениха, давая тем самым понять, что племянник сделал удачный выбор. Тем временем семья невесты демонстрирует установленный обычаем тест, из которого следует, что женщины в семье невесты исключительно сильны и храбры. Мерилом этих качеств служат… змеи. Двух или трех пресмыкающихся пускают в банановую рощу, а две устрашающего вида тетки, вооруженные палками, бросаются в бой. Не знаю, то ли тетки, которых я видел, были такие ловкие, то ли змеи полудохлые, во всяком случае, обе женщины действительно удивительно быстро выловили змей, разодрали их на куски и швырнули в толпу.
Обычай на Аобе, да и на других островах, строго предписывает танец, который исполняют отец и дяди жениха. Называется он сава. Танцоры двигаются по кругу. При этом они поют песни и хлопают в ладоши. Мужчины не прерывают танца до тех пор, пока к ним не присоединятся мать и сестры невесты. Тогда счастье молодой семьи гарантировано.
— Как развивались события вечером?
— Ели, пили, а так как торжества продолжались Целый жаркий день, а я был с приятелями, у которых нашлись напитки покрепче, чем кава, то со мной произошло, я бы сказал, частичное нарушение восприятия окружающей действительности.
— Кажется, я понял, что ты хотел сказать, — заключил я.
Земля «заоблачных» прыгунов
Взяв курс на Лолтонг, местность на острове Пентекост, мы открыто занялись браконьерством. Джонсон и Фрэнсис прямо с кормы судна опустили два длинных нейлоновых (прогресс!) шнура с крупными крючками и с первой подвернувшейся под руки приманкой. На водах Зегжинского залива такая система рыбной ловли носит название, если не ошибаюсь, «извозчик». Погода стояла великолепная. На ярко-голубой поверхности моря искрились волны. Прошло все же не менее часа, прежде чем первая рыба — хищная барракуда — попалась на крючок. Потом пошло лучше: сначала десятикилограммовый тунец, затем двадцатикилограммовый. Оба парня утратили всякий интерес к ловле и принялись чистить рыбу. Я был свидетелем того, как счищают чешую с грозной барракуды — совсем как с рождественского карпа, а крупные куски тунца удивительно напоминают сочную говядину. Два сорта рыбы с одного участка моря, и… оказывается (так думают рьяные миссионеры некоторых вероисповеданий), что во время поста аборигенам разрешается есть только барракуду, так как она покрыта чешуей; тунец, обтянутый гладкой кожей, считается животным и, следовательно, не относится к постным блюдам.
Когда запахло жареной рыбой, я почувствовал приступ голода. С аппетитом я накинулся на прекрасно приготовленное блюдо. Его подали с корневищами пальмы, винным уксусом, кокосовым молоком и другими приправами. И я очень удивился, когда заметил, что наш экипаж еле притронулся к необыкновенно вкусной рыбе.
Тут капитан Мачи приказал достать немного консервов. Надо было видеть, с какой радостью наши меланезийцы принялись открывать эти банки. Довольно скверное консервированное мясо и консервированного японского тунца они ели с огромным удовольствием и совсем не обращали внимания на жареную свежую рыбу.
Мне объяснили, что в глазах островитян даже самые плохие консервы — настоящий деликатес. Они платят за них большие деньги и покупают огромное количество банок со всевозможными консервами и концентратами. Любят они также и лимонад и пиво.
— Number one, — доедая из банки консервированного тунца, сказал мне Джонсон.
Небольшая «чашечка» кавы
Высадка на Пентекост прошла весьма неудачно. Была довольно большая волна, и наше суденышко, опасаясь коралловых рифов, бросило якорь подальше от берега. Мы пересели в шлюпку и, обдаваемые время от времени солеными брызгами, двинулись в сторону песчаного пляжа. Как назло, отказал подвесной моторчик, поэтому Дэвиду и Чарлзу пришлось энергично взяться за весла. Я видел, как струйки пота текли по их смуглым лицам. Было очень душно. Капитан сказал, что скоро начнется ливень. Мы благополучно проскочили полосу прибоя, но около берега пришлось выйти из шлюпки и брести по пояс в воде.
Наши пассажиры — агроном и врач — отправились по своим делам в деревню, а мы с капитаном остались на берегу.
— Вечерами в Варшаве люди собираются вместе и пьют кофе, — сказал капитал на безукоризненном польском языке. — Отведаем-ка и мы здешней кавы.
Мы стали подниматься в гору. Подъем был очень трудным. Через полчаса мы оказались у большого дома в деревне Лолтонг — месте сходок и торжеств. У входа возвышались вырезанные из черной пальмы две рослые человеческие фигуры. Их рты, пупки и прочие мужские и дамские атрибуты были выкрашены белой краской. Местный вождь почтительно встретил капитана. Они были старыми друзьями. Нас усадили на парадную скамью, и завязалась беседа на бичламар, языке, на котором капитан Мацей говорил свободно. Меланезийцы весьма любопытны, поэтому вождь заинтересовался моей личностью.
— Он с моего острова, — представил меня, как обычно, капитан, а вождь понимающе кивнул головой.
Я с любопытством рассматривал интерьер дома сходок: несколько масок, две земляные печи для выпечки лаплапа.
Через некоторое время несколько юношей по просьбе капитана взялись за деревянные гонги. Специально для нас они дали небольшой импровизированный концерт. Глухие звуки гонгов неслись в сгущавшиеся сумерки, в горные джунгли. Но вот замерли последние звуки, и капитан встал.
— Это создает определенное настроение, не правда ли? Теперь пойдем в дом вождя на каву.
И мы двинулись гуськом по невероятно скользкой тропинке. Тут карманный фонарик капитана очень нам пригодился. У порога покрытого листьями пальмы шалаша — так, пожалуй, можно было назвать хижину вождя — сидел голый мальчик. Хозяин отдал ему какое-то распоряжение, и мальчуган тут же исчез.
