Николай Шпанов - Край земли
Сквозь тройные рамы еще слышно посвистывание ветра. Нудно воет в трубе.
Это остатки крепкого зюйд-веста, два дня не дававшего производить разгрузку.
Люди, топорщась против ветра, бродят от дома к дому.
Редко прокричит над берегом чайка. Она отчаянно машет крыльями в сторону моря, но ветер несет ее хвостом к тундре.
Зато нет и в помине несносного тумана. Уляжется зюйд-вест, и будет совсем хорошо.
Сегодня к полудню должны приехать самоеды, чтобы везти экспедицию в тундру. Но съезжаются очень вяло. С большими промежутками показываются одна за другой упряжки.
Пока съедутся наши ямщики, надо использовать время хотя бы для того, чтобы хорошенько познакомиться с самоедской одеждой. Ведь мне самому через несколько часов предстоит облачиться в малицу.
Малица – это широкая, длинная, неразрезная рубашка, сделанная из оленьих постелей. Носится мехом внутрь, прямо на голое тело. Зимой поверх малицы одевается вторая такая же рубашка, но мехом наружу – совик. Кроме того, совик обязательно делается с капюшоном, а на малице иногда делается только высокий воротник без капюшона.
Ни на малице ни на совике нет никаких застежек, и надеваются они прямо через голову.
Из широких рукавов малицы можно совершенно свободно, не снимая ее, втянуть внутрь руки. Самоеды так постоянно и ходят. А кроме того, это позволяет им все время заниматься борьбой с одолевающими их вшами.
Один «опытный» путешественник, по тундре пытался в Архангельске уверить меня, что замечательным качеством оленьей одежды является именно то, что в ней. не заводятся вши. Ну, так должен заявить, что мой скромный опыт совершенно не согласуется с этими уверениями опытного путешественника. Достаточно один раз видеть, как самоедин берет в зубы подол своей малицы и проходит по нему зубами, делая мелкие и быстрые укусы. Насекомые трещат на зубах достаточно убедительно, чтобы разочароваться в антипаразитных свойствах оленьего меха.
Если учесть, что самоеды в подавляющем большинстве никогда не моют даже лица и рук, не говоря уже о теле, то становится совершенно непонятным, каким образом их тело сохраняет белый цвет и кажется вполне чистым. Вот здесь я согласен поверить в спасительное действие оленьего меха, очищающего тело от грязи и пота.
Так же как малица, носятся на голом теле меховые штаны, а вместо сапог – пимы с меховыми же липтами.
Госторг, говорят, делал попытку завезти на Колгуев белье, но, в силу нежелания стирать его, самоеды носили рубашки под малицами до тех пор, пока эти рубашки не истлевали.
Это, конечно, не только не приносило пользы с точки зрения гигиенической, но скорее, наоборот, оказывалось вредным.
Самоеды носят малицы подпоясанными. Таким образом они имеют возможность прятать кое-что за пазухой на животе. И эту возможность они широко используют: за пазухой хранится табак, трубка, спички и вообще всякая мелочь, вплоть до изображения духов. Благодаря тому, что руки можно запускать за пазуху, втянув их внутрь из рукавов, такой способ ношения мелочей оказывается действительно настолько удобным, что с первого же дня я его вполне оценил. Во всяком случае, гораздо удобнее иметь за пазухой носовой платок, плитку шоколада, блокнот и даже карманный фотоаппарат, чем все это рассовывать по карманам брюк и пиджака и в дороге задирать полы неподатливой малицы, чтобы добраться до карманов.
Не совсем приятно только то, что и носовой платок и шоколад отзывают резким запахом не то оленьей шкуры, не то пота, особенно если малица уже ношеная.
Впрочем, скоро к этому запаху принюхиваешься и перестаешь отличать запах своего платка от запаха соседа-самоеда.
Самый процесс снимания и одевания малицы по первому разу кажется неприятным и неудобным. Во-первых, по физиономии каждый раз мажет грязным подолом, во-вторых, никак не сообразишь, что раньше совать: голову или руки?
Из-за этого я чуть не задохся, протискивая голову через узкий воротник.
Черепанов из новичков быстрее всех овладел искусством носить малицу. Перетянувшись много ниже талии ремнем, он устроил себе объемистый мешок на животе и похож со своей бородой и лысоватой головой на какого-то толстопузого католического монаха, не по комплекции юркого. Зато поражает степенной мастодонтальностью Блувштейн. Даже для него огромная малица велика, она, как какая-то просторная ряса, спускается до пят.
Наконец прибыли нужные нам олени. Каждая запряжка состоит из трех нарт, запряженных таким порядком:
В передней нарте пять оленей, на ней сидит ямщик. Во второй четыре оленя – для пассажира. В третьей три оленя – под багаж.
Размер санок: 270 х 90 х 60 сантиметров.
Доски для сидения настланы лишь в половину длины санок и притом с промежутками шириной в ладонь, так что сидение особенным удобством не отличается. Не сразу удается сесть так, чтобы, с одной стороны, было удобно, а с другой, быть уверенным в том, что не вылетишь при езде по кочкам. Аборигены стращают трудностью езды по летней тундре именно из-за кочек.
Пока это удовольствие еще не началось, и мы имеем возможность насладиться обществом целой ватаги ямщиков-самоедов, набившихся к нам в комнату.
Нам некогда возиться сегодня с чаепитием, и мы хотим отыграться на угощении одними папиросами. Наперебой предлагаем самоедам пачки «Пушки». Но у них, оказывается, тоже губа не дура.
– Ты, товариш, такой не давай, перва сорт давай.
Речь идет о «Сафо». От нескольких коробок «Сафо» тут же ничего не остается. Но этим дело не ограничивается. Гости продолжают сидеть и истреблять папиросы. Это тянется полчаса, час, и не видно, чтобы они собирались подниматься. А нужно ехать.
– Ребята, надо ехать, пожалуй.
– Как не ехать.
Как будто должны бы подняться. Ничего подобного. Курение и оживленная беседа между собой продолжаются. Ждем еще полчаса.
– Ну, пора ехать.
С простодушным видом задают вопрос.
– Куда тут ехать?
– Как куда? Известно, в тундру, к горе.
– Мы говорим, как ехать-то, коли тундра сухой.
– Почему тундра сухая?
– Горла сухой – тундра сухой; тундра сухой, олень не бежит. Как ехать? Понимаешь ли, нет ли?
– Нет, не понимаю.
– Я говорю, как ехать? – И опять все то же: олени устали, погода плохая, ягель плохой и вообще все плохое и тундра сухая.
– А почему же тундра-то сухая?
– Без кумки как не будет сухой?
– Нет кумки.
Мы решили на этот раз выдержать характер и не давать кумки, но в дело вмешался Жданов.
– Если не дать по полчашке, все равно до вечера проканителимся. И, смотрите, с собой берите. На всех остановках та же история будет.
Делать нечего. Приходится приняться за угощение.
