Вячеслав Перепелица - Чехия без вранья
Лишь через пять лет герой разыскал свою Манчинку и повез ее в дорогой отель в горы на выигранные в лотерею деньги. И счастье было так возможно, и все мужчины завидовали ему из-за Манчинки, все каждый вечер наперебой старались ее отбить, по Манчинке вздыхал сам фабрикант Ина. Светило солнце, стоял конец февраля, Манчинка подолгу каталась на лыжах…
«…и моя Манчинка, как всегда, ехала прогулочным шагом мимо ряда загорающих постояльцев, и воистину прав был фабрикант Ина, сказавший, что Манчинку нынче так и хотелось расцеловать, однако стоило Манчинке миновать первых солнцепоклонников, как я увидел, что женщины смотрят ей вслед, а потом хихикают в кулак, и чем ближе она была ко мне, тем отчетливее я видел, что женщины давятся от смеха, а мужчины откидываются назад, прикрывая лицо газетой, притворяясь, будто потеряли сознание или загорают с закрытыми глазами, и вот Манчинка подъезжает ко мне, минует меня, и я замечаю, что на одной из ее лыж, прямо за ботинком, лежит огромный кусок дерьма, величиной с пресс-папье… И когда фабрикант Ина поглядел на то, что по нужде оставила Манчинка на задней части своей лыжи где-то там за карликовыми елочками на отроге Золотого взгорья, то фабрикант Ина упал в обморок, а Манчинка залилась румянцем по самые волосы…» И герой теряет свою возлюбленную уже навсегда: «Манчинка выехала гордая и неприступная, дабы исполнились слова Лао-цзы: только человек, познавший свой позор и сберегший свою славу, достоин уважения под этими небесами…»
Однако нигде больше фекалийной тематики я у чешского классика не встретил. Ну есть у Милана Кундеры целое эссе о говне (именно так, простите), занимающее несколько страниц в «Невыносимой легкости бытия». Правда, автор претендует здесь на философские глубины, а отнюдь не на юмор. «В рассуждении Скота Эриугены мы можем найти ключ к некоему теологическому оправданию (иначе сказать – теодицее) говна…» И уж совсем притянутым за уши будет эпизод из любимого моего Михала Вивега, когда маленький Карлик, ожидая в день святого Микулаша традиционного черта, от страха обкакался и уснул под столом.
Итак, я чувствую, что следование по этой неароматной тропе на пути познания чешского юмора заведет нас в тупик. Еще многие считают, что для чехов характерен черный юмор. Тоже, если постараться, примеры можно найти, но опять-таки будет их слишком мало. Конечно же в первую очередь вспоминается Гашек: «В Нуслях живет пан Гаубер. Как-то раз, в воскресенье, возвращался он с загородной прогулки с Бартуньковской мельницы, и на шоссе в Кундратицах ему по ошибке всадили нож в спину. С этим ножом пришел он домой, и, когда жена снимала с него пиджак, она аккуратненько вытащила нож, а днем уже рубила им мясо на гуляш. Прекрасный был нож, из золингенской стали, на славу отточенный, а дома у них все ножи никуда не годились – до того были зазубренные и тупые. Потом его жене захотелось иметь в хозяйстве целый комплект таких ножей, и она каждое воскресенье посылала мужа прогуляться в Кундратицы». Сам мрачноватый характер Гашека такой юмор предполагал, а уж тема мировой бойни тем более. «После войны здесь хороший урожай уродится, – после небольшой паузы проговорил Швейк. – Не надо будет покупать костяной муки. Для крестьян очень выгодно, если на их полях сгниет целый полк; короче говоря, это для них хлеб. Одно только меня беспокоит, как бы эти крестьяне не дали себя одурачить и не продали бы понапрасну эти солдатские кости сахарному заводу на костяной уголь».
Впрочем, чаще всего говорят о черном юморе, когда речь заходит о творчестве современного чешского скульптора Давида Черного, которого называют еще «скульптор-хулиган». По пражской телебашне ползут исполинские голые младенцы, каждый размером с паровоз. В торговой галерее метрах в двухстах от величественного конного памятника святому Вацлаву находится альтернативный памятник: святой Вацлав тоже на коне, но конь подвешен вверх ногами к потолку, беспомощно свисают хвост и грива, голова с высунутым языком. А святой покровитель Чехии восседает на брюхе коня. На узкой улочке Старой Праги внезапно замечаешь над головой на уровне шестого этажа висящего человечка, уцепившегося одной рукой за торчащую с крыши палку. Удивительно он похож на нашего Владимира Ильича Ленина: та же лысая черепушка, бородка, костюм-тройка. Сейчас что-нибудь гаденькое про интеллигенцию скажет. Оказалось – Зигмунд Фрейд. Ну-ну!
А во дворике музея Кафки стоят два писающих мужчины. Писают они в бассейн, повторяющий своими контурами карту Чехии. То есть, о ужас, писают на Чехию! Технически скульптуры сделаны чрезвычайно искусно: они движутся, правыми руками управляют частью тела, непосредственно участвующей в процессе, так что струи выписывают замысловатые зигзаги. Мало того, рядом указан номер телефона, по которому можно послать эсэмэску и заказать неприличное слово, которое скульптуры станут выписывать на поверхности бассейна. Говорят, этим вовсю забавляются бесстыжие немецкие туристки. А мои туристки ни-ког-да! Интересно отношение местных гидов к этому произведению искусства: Елена решительно ведет группу другим маршрутом, «подальше от этой мерзости»; пани Мелада, уступив моим просьбам, стала подводить сюда группы, но всем своим благородно-величественным видом демонстрирует сдержанное неодобрение кощунственной безвкусицы. А Тамара бесстрастно вещает: «Обратите внимание, правой рукой они держатся за член и выписывают на поверхности воды различные фигуры».
Недавно произошел небольшой международный скандальчик: Чехия к открытию очередной сессии Европейского Союза вручила ему в дар скульптурную композицию, сработанную шаловливыми ручками Давида Черного. Каждую страну ЕС аллегорически изображала определенная часть композиции. Ну вы можете себе представить… Болгарию, например, символизировали так называемые «турецкие уборные», т. е. примитивные дырки в помосте… Чехия вынуждена была принести извинения. Властями Праги был почему-то отвергнут очередной гениальный проект Черного: он предлагал на карнизе помпезного Национального театра усадить десятиметровую статую мастурбирующего мужчины, причем из соответствующего места у него периодически бы извергались клубы пара и брызгала вода. Обиженный скульптор в отместку публично заявил, что для него прототипом чеха является «плохо перемешанная, неинтересная и кнедликообразная масса, пропитанная пивом».
Склонность к абсурдистскому юмору у чехов явно присутствует. Недаром у них на ура идет наш Даниил Хармс. В семидесятые годы ансамбль, состоящий из нескольких мужиков, исполнил незамысловатую песенку про страшного Ёжина, который живет в моравских болотах и пожирает проезжающих мимо путников, в первую очередь пражан. Победить его можно только ядохимикатами, распыленными с самолета, что герой песни и сделал, попросив в награду полколхоза и председательскую дочь в жены. У нас до сих пор скачивают эту песенку из Интернета, слушают, говорят: «Какая тупость… какая нудятина…», потом неожиданно для себя затягивают: «Ёёё-жин с бааа-жин», плюются – и опять начинают напевать. В наших КВНах звучит она постоянно, в исполнении резидентов «Камеди Клаб» и т. д. Поищите…
