Жюль Верн - Дети капитана Гранта
Далее вместо плодородных берегов протянулись оголенные, пустынные косогоры, изрезанные узкими проходами этого запутанного лабиринта.
«Дункан» неуклонно и безошибочно шел этими капризными извилинами, смешивая столбы дыма из своих труб с окружавшим его туманом; сквозь него порой проглядывали скалы. Не замедляя хода, яхта прошла мимо нескольких испанских факторий, обосновавшихся на этих безлюдных берегах. У мыса Тамар пролив снова расширяется. «Дункан», обойдя крутые берега островов Нар-боро, стал приближаться к южному побережью. Наконец, через тридцать шесть часов после входа в пролив, на «Дункане» увидели скалу мыса Пилар, поднимавшуюся на самой окраине Земли Отчаяния. Огромное, привольное сверкающее море простиралось перед форштевнем «Дункана». И Жак Паганель, приветствуя море восторженным жестом, был взволнован не менее, чем сам Магеллан, когда его корабль «Тринидад» накренился под ветром Тихого океана.
Глава X
Тридцать седьмая параллель
Через неделю после того, как «Дункан» обогнул мыс Пилар, он на всех парах вошел в бухту Талькагуано — великолепное устье реки длиной в двенадцать и шириной в девять миль. Погода была дивная. В этом краю с ноября по март на небе не видно ни одной тучки, и вдоль берегов, защищенных Кордильерами, неизменно дует южный ветер. Согласно приказанию Эдуарда Гленарвана, Джон Манглс вел яхту в непосредственной близости от берегов архипелага Чилоэ и других бесчисленных осколков этой части Американского материка. Здесь какой-нибудь обломок, сломанная жердь, кусок дерева, обработанный человеческой рукой, могли навести «Дункан» на след крушения «Британии», но ничего не было видно. Яхта продолжала свой путь и наконец, через сорок два дня после того, как покинула туманные воды Клайдского залива, бросила якорь в порту Талькагуано.
Тотчас же Гленарван велел спустить на воду шлюпку, сел в нее вместе с Паганелем, и вскоре они высадились на берег у бревенчатого мола. Ученый-географ хотел было применить на практике свой испанский язык, над изучением которого он так добросовестно потрудился, но, к его крайнему удивлению, туземцы его не понимали.
— Очевидно, у меня плохое произношение, — сказал он.
— Отправимся в таможню, — сказал Гленарван.
В таможне с помощью нескольких английских слов и выразительных жестов ему дали понять, что английский консул живет в Консепсионе — городе, находящемся на расстоянии часа езды. Гленарван легко нашел двух хороших верховых лошадей. И вскоре они с Паганелем уже въезжали в этот большой город, возникший благодаря предприимчивости Валдивиа, спутника братьев Писарро.
Но в какой упадок пришел некогда великолепный город! Подвергшийся пожару в 1819 году, со стенами, еще черными от огня, опустошенный, разоренный, город этот насчитывал теперь едва восемь тысяч жителей. Его давно затмил соседний город — Талькагуано. Жители Консепсиона были до того ленивы, что улицы его зарастали травой, обращаясь в луга. Никакой торговли, никакой деятельности, никаких дел. С каждого балкона неслись звуки мандолины, а из-за решетчатых ставен слышалось томное пение. Консепсион, бывший когда-то городом мужчин, стал деревней женщин и детей.
Гленарван не выказал большого желания углубляться в причины такого упадка, хотя Паганель и порывался затронуть этот вопрос. Не теряя ни минуты, Гленарван отправился к господину консулу ее британского величества Ж. Р. Бентоку. Эта важная особа приняла его очень учтиво и, узнав историю капитана Гранта, взялась навести справки по всему побережью.
Консул Бенток ничего не знал относительно того, было ли выброшено у тридцать седьмой параллели, на Чилийском или Арауканском побережье, трехмачтовое судно «Британия». Никаких подобных сведений не поступило ни к нему, ни к его товарищам — консулам других стран. Гленарвана это, однако, не обескуражило. Он вернулся в Талькагуано и, не жалея ни хлопот, ни денег, разослал по всему побережью людей на разведку. Тщетно: самые подробные опросы прибрежного населения ничего не дали. Из этого следовало, что после крушения «Британии» от нее не осталось никаких следов.
Гленарван уведомил своих друзей о безрезультатности предпринятых им розысков. Мэри Грант и ее брат не смогли скрыть своего горя. Прошло уже шесть дней со времени прибытия «Дункана» в Талькагуано. Его пассажиры собрались на юте. Элен старалась утешить — конечно, не словами (что могла она сказать!), а ласками — детей капитана. Жак Паганель снова взялся за документ: он с глубочайшим вниманием рассматривал его, словно стремясь вырвать у него новые тайны. Уже целый час географ разглядывал документ, когда Гленарван вдруг обратился к нему:
— Паганель! Я полагаюсь на вашу проницательность. Не ошибочно ли наше толкование этого документа? Логичны ли дополненные нами слова?
Паганель ничего не ответил — он размышлял.
— Быть может, неверны наши предположения относительно места катастрофы? — продолжал Гленарван. — Разве слово «Патагония» не бросается в глаза даже самому непроницательному человеку?
Паганель продолжал молчать.
— Наконец, слово «индеец» не говорит ли за то, что мы правы? — прибавил Гленарван.
— Несомненно, — отозвался Мак-Наббс.
— А тогда разве не очевидно, что потерпевшим крушение в ту минуту, когда они писали эти строки, грозила опасность попасть в плен к индейцам?
— Тут я остановлю вас, дорогой Гленарван, — заговорил наконец Паганель. — Если ваши первые выводы и верны, то последний, во всяком случае, мне не кажется правильным.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила Элен. Глаза всех присутствующих устремились на географа.
— Я хочу сказать, что капитан Грант в настоящее время в плену у индейцев, — ответил Паганель, делая ударение на конце фразы, — и добавлю, что документ не оставляет никаких сомнений на этот счет.
— Пожалуйста, разъясните это, господин Паганель, — попросила мисс Грант.
— Нет ничего легче, дорогая Мэри: вместо того чтобы читать «станут пленниками», нужно читать «стали пленниками», и тогда все становится ясно.
— Но это невозможно! — воскликнул Гленарван.
— Невозможно? А почему, мой уважаемый друг? — спросил, улыбаясь, Паганель.
— Да потому, что бутылка могла быть брошена только в тот момент, когда судно разбивалось о скалы. Отсюда и вывод, что градусы широты и долготы, означенные в документе, указывают на место крушения.
— Ничто этого не доказывает, — с живостью возразил Паганель. — Если допустим, что индейцы увели потерпевших крушение в глубь материка, я не вижу, почему эти несчастные не могли бы с помощью той же бутылки дать знать, где именно находятся они в плену.
