Чарльз Ливингстон - Путешествия и исследования в Африке
Ночи были холодные, с обильной росой, а иногда и ливнями, и среди нас было несколько случаев заболевания лихорадкой. Каждую ночь кто-нибудь дезертировал, и мы были вполне готовы к тому, что все, имеющие детей, могут предпочесть вернуться в Тете. Известно ведь, что отцовские узы – самые тесные, даже среди рабов. Напрасно было говорить им, что, если они хотят вернуться, им достаточно прийти к нам и сказать об этом: мы не стали бы сердиться на них за то, что они предпочитают Тете своей родине. Общение с невольниками уничтожило у них чувство чести: они не уходили днем, а сбегали ночью. Только в одном случае они унесли наше имущество, но в двух других они обокрали своих товарищей. К тому времени, когда мы углубились в горы Кебрабасы, вернулось обратно 30 человек, почти треть нашей партии. Стало ясно, что, если за ними последуют еще многие, некому будет нести товары Секелету. Наконец, когда мы избавились от негодных элементов, дезертирство прекратилось.
Однажды после полудня мы остановились в одной деревне Кебрабасы. Нас пришел приветствовать человек, который претендовал на то, что может превратиться в льва. Он понюхал ружье, из которого стреляли, почувствовал запах пороха и отошел в сторону так, чтобы ветер не доносил к нему запах пороха, и принялся артистически дрожать, впрочем явно переигрывая. Макололо объяснили нам, что он – пондоро, т. е. человек, который может по желанию менять свой вид, и добавили, что он дрожит, когда чувствует запах пороха. «Разве вы не видите, как он сейчас дрожит?» Мы предложили им попросить его тут же превратиться в льва, за что мы дали бы ему ткани. «О, нет, – ответили те, – если мы это ему скажем, он может оборотиться в льва, прийти к нам, когда мы будем спать, и убивать нас». Так как такие суеверия распространены у макололо дома, они так же легко поверили в пондоро-оборотня, как и туземцы этой деревни. Нам рассказали, что он оборачивается в льва и остается в лесу целыми днями; один раз он отсутствовал даже целый месяц. Его внимательная жена построила для него хижину или берлогу, куда она носила пищу и пиво для своего господина-оборотня, – превращение в льва не влияет на его человеческий аппетит. В эту хижину никогда не входит никто, кроме пондоро и его жены; ни одному чужестранцу не разрешается даже прислонить свое ружье к растущему рядом с ней баобабу. Мфумо, т. е. старшина другой маленькой деревни, хотел оштрафовать наших людей за то, что они прислонили свои мушкеты к старой полуразрушенной хижине, – оказалось, что она принадлежала пондоро. Иногда пондоро использует приобретаемую им путем превращения силу на пользу деревни. После того как он отсутствует день или два, его жена чует льва, относит в лес известное снадобье и быстро уходит, чтобы лев не убил даже ее. Это снадобье дает пондоро возможность снова превратиться в человека и вернуться в деревню, где он заявляет: «Идите и заберите добычу, которую я убил для вас». Конечно, они идут в лес и приносят домой антилопу или буйвола, убитых им, когда он был львом, или, вернее, когда он терпеливо бродил по лесу, обманывая их. В другой деревне мы видели пондоро, фантастически разодетого и обвешанного многочисленными амулетами; за ним следовала стая мальчишек, которые чествовали его пронзительными криками.
Существует поверье, что души умерших вождей вселяются в львов и делают их священными. Однажды, когда мы застрелили буйвола на тропинке за Кафуэ, голодный лев, привлеченный, вероятно, запахом мяса, подошел совсем близко к нашему лагерю и поднял всех на ноги своим ревом. Туба Мокоро, зараженный широко распространенным суеверием, что лев – это «переодетый» вождь, в течение коротких промежутков молчания строго пробирал его: «Ты вождь, а?
Ты называешь себя вождем, не так ли? Что это за вождь, который подкрадывается в темноте, пытаясь стащить наше буйволовое мясо! Неужели тебе не стыдно? Ничего себе, хорошенький вождь: ты похож на навозного жука и думаешь только о себе. Разве у тебя сердце вождя? Почему ты не убиваешь себе быков сам? На самом деле у тебя, наверное, в груди камень и нет вовсе никакого сердца!» Увещивания Туба Мокоро не произвели никакого впечатления на превращенного вождя. Тогда за дело взялся другой, самый уравновешенный из наших людей, который почти никогда не говорил. Он попробовал другой прием – стал увещевать льва в свойственном ему спокойном тоне и не торопясь, указывая на неприличие такого поведения по отношению к чужеземцам, которые никогда не сделали ему ничего плохого. «Мы мирно путешествуем по этой стране, возвращаясь к своему вождю. Мы никого не убили и ничего не украли. Буйволовое мясо – наше, и не подобает такому великому вождю, как он, бродить вокруг в темноте, стараясь, подобно гиене, украсть мясо у чужестранцев. Ты можешь пойти на охоту сам, ведь в лесу очень много дичи». Однако пондоро оставался глух к убеждениям и рычал только все громче. Тогда люди рассердились и стали угрожать, что будут стрелять в него, если он не уйдет. Они схватились за ружья, чтобы застрелить его, но лев осторожно держался в темноте, вне светлого круга, который образовали наши лагерные огни. Выйти же в темноту они не отваживались. Мы положили немного стрихнину в кусок мяса и бросили его льву. После этого он скоро ушел, и мы больше ничего не слышали о величественном воришке.
Население Кебрабасы было теперь более упитанным и вообще находилось в лучшем состоянии, чем во время нашего первого посещения: урожай был обильный, у них было достаточно и еды, и питья, и они наслаждались жизнью в меру своих возможностей. Все мужчины разрисовывают себе лицо, делая поперек носа и посередине лба короткие горизонтальные полоски или шрамы; они также носят, подобно древним египтянам, одну медную серьгу трех дюймов в диаметре. Некоторые носят длинные волосы, как древние ассирийцы и египтяне; у небольшого числа глаза с косым разрезом, как у китайцев.
Перейдя вброд быструю Луию, мы покинули нашу тропу, которая шла по берегу Замбези, и двинулись в северо-западном направлении за один из горных хребтов. Южная оконечность этого хребта называется Монгуа – в честь встречающейся здесь акации с чрезвычайно сильным и неприятным запахом. Наша тропа извивалась по долине вдоль небольшой почти высохшей горной речки, а потом пересекала скалистые отроги больших гор. В данное время здесь было очень сухо, воды почти не было, – только иногда встречались ручейки и небольшое количество колодцев, вырытых в руслах водных потоков. Население было бедно и старалось убедить в этом путешественников. Мужчины, в противоположность жителям долин, проводили много времени на охоте, может быть, вследствие того, что на склонах гор очень мало земли, пригодной для огородов, а если они сеют что-нибудь в долинах, то очень мало шансов, что их посевы успеют созреть.
