Жюль Верн - В Магеллании
Комиссары промолчали, а господин Агире продолжал:
— Итак, господа, забудьте на время о личной неприязни, и давайте рассмотрим вопрос, не теряя самообладания. Изложите свои аргументы. На мой взгляд, нам следует обсудить два вопроса: один — о Патагонии, другой — о Магеллании.
— Вопрос о Патагонии! — воскликнул Идьятре. — Для меня, как представителя интересов Чили, такого вопроса не существует. Разве жизнь не решила наш вопрос?
— Конечно, решила, — не пожелал остаться в долгу Эррера. — Но только в пользу Аргентины!
— Господа… — Слово снова взял губернатор, видя, что инициатива ускользает из его рук.
— Но, — резко прервал его Эррера, — посмотрите на карту, и вам сразу же станет ясно, что Патагония — это Аргентина: тот же климат, та же почва и у нее нет никаких других географических границ, кроме границ Американского континента! Чили же — простая прибрежная полоска земли, и от патагонской территории ее отделяют Анды. С географической точки зрения Чили не имеет никакого права переступать через эту горную цепь.
— Вот как! — воскликнул Идьятре. — Вы, сударь, выдвигаете необоснованные требования, противоречащие как здравому смыслу, так и праву! И совершенно недопустимо, чтобы в решении вопроса принимал участие губернатор Пунта-Аренаса, чилиец по национальности!
— Забудем, господа, что я чилиец. — Господин Агире повысил голос. — В споре между двумя вашими странами я, как мне и приказано, занимаю нейтральную позицию. Я знаю, что правительство Буэнос-Айреса всегда рассматривало Патагонию как принадлежащую исключительно Аргентине. Замечу, однако, что Чили владеет на территории Патагонии колонией Пунта-Аренас, и этот факт опровергает подобные притязания. Поэтому, оставляя в стороне доводы, которые оба государства с равным основанием могли бы привести в свою пользу, я считаю, что на патагонской территории необходимо установить демаркационную линию, которая сохранила бы за каждой стороной то, на что она вправе претендовать.
— Никакие уступки в отношении Патагонии недопустимы, — заявил Идьятре.
— Никакие, — подтвердил Эррера.
Оба говорили тоном, не терпящим возражений.
— Однако необходимо, чтобы этот вопрос был решен без промедления, — сказал губернатор. — И он будет решен без вас, если вы будете упорствовать и не пойдете на компромисс.
На столь недвусмысленное заявление господина Агире комиссарам нечего было сказать. Раз они не смогли договориться, то для чего же их посылали в двухмесячную миссию на спорные территории?..
Губернатор продолжал:
— Повторяю, необходимо как можно скорее прийти к соглашению как по первому, так и по второму вопросу, касающемуся раздела Магеллании. Да, влияние наших государств всегда ощущалось на территории Патагонии. Но на Огненной Земле и прилегающих к ней архипелагах индейцы всегда пользовались полной свободой. Можно сказать, что Огненной Землей пока еще не владеет ни Чили, ни Аргентина. Англия, несомненно, жаждет присоединить к себе эту область, соседкой которой она стала с того момента, как Фолкленды стали частью ее колониальной империи. Ее корабли появляются у островов Магеллании, ее купцы наладили торговые связи с рыбниками, ее миссионеры с завидным упорством обхаживают туземное население. Скоро появятся английские фактории на берегах как Магелланова пролива, так и пролива Бигл. Если все останется как прежде, если наши республики не закрепят свои права на эти территории, если земли не будут поделены между нами, а значит, никому не будут принадлежать, хозяева найдутся. И первым, кто приберет их к рукам, будет Соединенное Королевство. Давайте же сообща помешаем Великобритании утвердиться в Южной Америке. Достаточно и того, что у нее уже есть колонии на Антильских островах и доминион в Северной Америке!
Эти мудрые слова полностью соответствовали принципам доктрины Монро[107]. Опасности можно избежать, только провозгласив право собственности на эти южноамериканские земли, только справедливо разделив Патагонию и Магелланию между двумя сопредельными государствами. Но, чтобы добиться такого результата, обе стороны должны прийти к согласию. Но на это надеяться не приходилось.
— Господин губернатор, — перехватил инициативу Эррера, кусая при этом губы. — У вашего превосходительства есть очень простой способ решить данную проблему — простой, естественный и логичный. Но господин Идьятре даже слышать о нем не хочет.
— Что же это за способ? — поинтересовался господин Агире.
— Я предлагаю отдать все территории Патагонии Аргентинской Республике, а все земли Магеллании — Республике Чили.
— Вы только послушайте! — вскричал Идьятре, и его глаза сверкнули гневом. — Пятьсот двадцать тысяч квадратных километров Аргентине и гораздо меньше Чили!
— Оба владения равноценны.
— Неужели?! — едко возразил Идьятре. — Ваш учитель арифметики просто крал ваши деньги.
— Я не потерплю, — прошипел Эррера, — чтобы кто-то учил меня считать.
— Господа! — Губернатор был вынужден встать между комиссарами, дабы избежать драки.
— К тому же, — не унимался Идьятре, — есть обстоятельство, делающее неприемлемым ваше предложение.
— Нет! Такого обстоятельства не существует! — Голос у Эрреры дрожал.
— Еще как существует, сударь! — заявил Идьятре. — Если Патагонию отдать Аргентине, то ей будет принадлежать и полуостров Брансуик. А это значит, что Чили потеряет Пунта-Аренас, быстро-развивающуюся колонию, эту чилийскую, архичилийскую колонию, которая насчитывает уж две тысячи жителей и перед которой открывается великолепное будущее.
— Берите себе ваш полуостров, а если потребуется, то его несложно превратить и в остров, перерезав перешеек, — сказал Эррера, которого не сбил с толку этот в общем-то справедливый довод и у которого на все был готов ответ.
— Господа, господа! — умиротворяюще произнес губернатор. — Прошу вас успокоиться. Оставим все так, как создано природой! С нас достаточно суэцкой и панамской афер![108] К тому же, на мой взгляд, предложение господина Эрреры неприемлемо, даже если полуостров Брансуик отойдет к Чили. Логично и справедливо, чтобы и Чили и Аргентина владели равными долями Патагонии и Магеллании. Это удовлетворит интересы всех.
Вне всякого сомнения, устами его превосходительства говорила сама мудрость. Любое другое решение было бы противоестественно и чревато дальнейшими конфликтами. К достижению такого результата и следовало прилагать усилия.
Но тщетно господин Агире пытался примирить противников, упорно стоявших на своем. Ни тот, ни другой не желали умерить свои притязания. По окончании встречи они, казалось, еще больше возненавидели друг друга, и можно было ожидать, что ссора закончится взрывом.
