Те Ранги Хироа - Мореплаватели солнечного восхода
О прошлой связи между жителями островов Гильберта и Центральной Полинезии свидетельствует распространение среди них одинаковых боевых шлемов. По форме они напоминают турецкую феску и изготовлялись из уложенных кольцами шнуров кокосовых волокон. Подобные шлемы найдены и на островах Кука и на Южных островах в Центральной Полинезии. На островах Кука они служили для защиты от метательных камней. На Гильбертовых островах шлем применялся наряду с особыми боевыми доспехами — штанами и курткой из кокосового волокна. На затылке к шлему пришивался продолговатый щиток. Эта одинаковая специфическая форма заставляет нас предполагать, что шлемы Микронезии и Полинезии не могут иметь различного происхождения[29].
При взгляде на карту вы убедитесь, что Полинезийский треугольник напоминает наконечник копья с острием, направленным к солнечному восходу. Наконечник копья насажен на древко, которое составляют южная цепь вулканических островов, именуемых Меланезией, и северная цепь атолловых островов, получивших название Микронезии. Как мы покажем в дальнейшем, культурные растения и домашние животные завезены в Полинезию южным путем, но предки полинезийцев прошли сюда северным путем, ведя свои ладьи от одного атолла к другому, навстречу восточному горизонту, за который до них никто еще не проникал.
Глава VI. ПЕРВЫЕ МОРЕПЛАВАТЕЛИ ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Внутри морского круга
Находится замечательная рыба,
Замечательная рыба,
Над которой вздымается радуга,
Стягивающая необъятный океан.
Это моя страна.
Смельчаки, направившие свои ладьи по неизведанному Тихому океану, умели не только водить суда, но и ловить рыбу в открытом море. Они выходили на лов рыбы и при этом вылавливали новые острова. Мифы придают рыболовному снаряжению древних рыбаков магическую силу, которая якобы давала возможность поднимать острова из морских глубин. Величайшим рыболовом всей Полинезии, был легендарный герой Мауи, древний открыватель новых земель. О ряде его героических подвигов спустя столетия любящие деды рассказывали своим благоговейно внимающим внукам. На каждом архипелаге существует свой особый вариант этого предания, с местными особенностями; к древнему мифологическому «улову» Мауи стали относить даже и те острова, которые он никогда не видел.
Привожу маорийский вариант легенды. Таранга родила четырех сыновей, а когда зачала в пятый раз, то разрешилась от бремени до срока и, завернув зародыш в пелену, опустила его в море. Тангароа, бог моря, сжалился над семенем жизни, которое, не достигнув зрелости, было обречено на гибель, и лелеял его, лаская водорослями и убаюкивая на тихих океанских волнах. Наперекор всем законам природы, зародыш ожил и превратился в крепкого мальчишку. По совету заботливого бога, мальчик ночью незаметно прокрался в материнский дом и улегся среди спящих братьев. Когда утром Таранга окинула материнским взглядом спящую детвору, она была изумлена, увидев незнакомого ребенка. В детстве я особенно любил, когда моя бабушка, рассказывая это предание и изображая Тарангу, загибала четыре пальца, от большого до безымянного, говоря:
«Мауи — впереди, Мауи — внутри, Мауи — с одной стороны, Мауи — с другой стороны». Потом она обычно смотрела с притворным изумлением на мизинец, который не имел имени и восклицала: «А это кто? Это не мой ребенок». Тогда раздавался писк не по годам развитого пятого младенца: «Но я же твой сын! Ты бросила меня, недоношенного, в огромный океан, но мой предок Тангароа сжалился надо мной и вырастил меня». Тогда мать прижалась носом к носу ребенка и сказала: «На самом деле, ты мой младший сын, и поэтому я назову тебя в честь пучка волос на моей макушке — Мауи-тикитики-а-Таранга».
Когда Мауи возмужал, он совершил много удивительных подвигов, но в течение всей своей жизни оставался злым проказником и обманщиком. В припадке зависти из-за того, что его шурин наловил больше рыбы, Мауи придавил его носом рыболовной лодки, когда они приставали к берегу. Вытянув затем нос, уши и позвоночник, он создал, таким образом, первую собаку, которую маорийцы называют Иравару, а жители Туа-моту — Ри. Мауи достал огонь в Махуики (преисподней) и научил людей добывать его при помощи трения кусков дерева, в котором был запрятан огонь. Овладев огнем, человек получил возможность варить пищу, которую он прежде ел сырой.
Мауи отправился к восточным воротам дня и с помощью скользящей петли из человеческих волос поймал Ра (Солнце) в то время, когда оно появилось из глубины ночи и собиралось начать свой некогда слишком быстрый дневной путь. С палицей в руке Мауи заставил Ра согласиться впредь, медленнее двигаться по небесному своду. Так люди стали пользоваться более длинным днем, в течение которого могли добывать и производить пищу.
Братья Мауи завидовали удаче героя и однажды, собравшись на рыбную ловлю, отказались взять его с собой. Согласно новозеландскому варианту предания, Мауи ночью спрятался в лодке под циновкой, а по варианту острова Мангаревы — превратился в крысу и скрылся под связкой веревок. Когда лодка далеко отплыла от берега, Мауи появился перед братьями и, невзирая на их протесты, заставил их плыть все дальше в море, пока они не достигли места, где водилась крупная рыба. Здесь, правда на очень короткое время, братья смогли отомстить проказнику. У Мауи не было приманки, и, как ни просил он своих братьев, они отказались поделиться с ним своими запасами. Тогда, как повествует новозеландское предание, Мауи ударил себя по носу с такой силой, что хлынула кровь. Образовавшийся сгусток Мауи наживил на свой крючок. Мангаревцы, очевидно, привыкшие к более основательным приманкам, рассказывают, что Мауи для этой цели оторвал себе ухо. Удочка с необычной приманкой опустилась и достигла дна моря. Однако добыча оказалась такой тяжелой, что ее с трудом вытащили из воды, действуя в такт магической песне. Наконец на поверхности воды появился чудесный остров, представлявший часть океанского дна. Так были подняты из морских глубин и установлены на определенных местах Северный остров Новой Зеландии, Тонга, Ракаханга, Гаваи'и и прочие крупные острова.
Участвуя в экспедиции музея Бишопа, я посетил атолл Ракахангу, где мне удалось присутствовать на представлении, изображавшем вылавливание острова. Сценой служила усыпанная гравием улица перед домом нашего хозяина. Мы занимали передние места на веранде. Жители деревни сидели с поджатыми ногами, расположившись по обеим сторонам улицы. Оркестр, состоявший из огромного барабана и двух расщепленных деревянных гонгов, отбивал такт. Участники хора расположились напротив нас на открытом дворе и пропели гимн в честь появления предка полинезийцев — Хуку. Глаза всех зрителей были устремлены на домик без крыши, расположенный поодаль; та, очевидно, находились артистические уборные. Наконец из-за угла домика появился рыбак. На нем была жалкая набедренная повязка и вместо обычной жирной краски тело было покрыто серой грязью, а на голове возвышался конус из коры, вроде того бумажного колпака, который надевают ленивым ученикам в американских школах. Из волокна кокосового ореха были сделаны бакенбарды, борода и усы, торчавшие самым неестественным образом. Рыбак стоял в центре разрезанного листа кокосовой пальмы, прикрепленного к его телу спереди и сзади и изображавшего рыболовную лодку. В руках у него были весло и короткая удочка с большим деревянным крючком. Останавливаясь время от времени, чтоб забросить удочку, он греб к кокосовому ореху, лежавшему посреди сцены. Рыбак внимательно разглядывал его из-за борта своей воображаемой лодки и восклицал: «А, вот он, нарост земли, на дне моря, который дорастет до его поверхности!» Под шум оркестра хор сообщил нам, что рыбак этот — предок Хуку из Раротонги, который, ловя рыбу, обнаружил наращивание суши. Хуку повернул лодку и поплыл обратно к Раротонге. Во время пути ноги его, высовываясь сквозь дно лодки, отбивали ритм по «дну океана» в такт музыке, ибо оркестр провожал его в обратный путь. Хуку захватила непогода: нос его кокосового листа то вздымался на головокружительную высоту, то падал в бездонную пропасть. Вдруг Хуку упал и барахтаясь пополз по земле. Мы решили было, что рыбак погиб, но лодка все же выпрямилась и в конце концов завернула за угол разрушенного дома в спокойную гавань на Раротонге. Тогда на сцене появилась молодая девушка, изображавшая старуху. Из нескольких кокосовых листьев она соорудила беседку и, войдя в нее, превратилась в Хине-и-те-папа, Хозяйку глубин, обитавшую на дне моря. Вот из-за угла появился другой рыбак в такой же, как у Хуку, лодке. Хор оповестил нас, что это Мауи Младший пришел навестить Хозяйку глубин. Мауи пригреб к беседке, отбросил от себя кокосовый лист и как бы погрузился на дно океана. Актер внес в представление элемент современности, постучав пальцем по продольной жилке одного из кокосовых листьев, образующих беседку. Затем Мауи сообщил Хозяйке глубин, что ей следовало делать на следующий день, когда он с братьями приедет сюда удить рыбу. После этого рыбак забрался в кокосовый лист, лежавший на дне океана, выплыл на поверхность и пустился в обратный путь.
