Владимир Корочанцев - Африка под покровом обычая
— Убирайтесь отсюда, — приказал Бонкоро колонизаторам, — вы нарушили прежний договор. Мы вам больше не верим.
— По нашим легендам, — заметил Марселину, — вождь мог, подняв руку, остановить судно в море или прекратить дождь.
В этой легенде грань между правдой и вымыслом едва ощутима. Кориско окаймлен широкой песчаной отмелью. Наша лодка дважды садилась на мель и дважды меняла курс, прежде чем мы нашли подход к берегу. Сущая правда также и в том, что корисканцы ненавидят колонизаторов. Так что «сверхъестественная сила» Бонкоро находит простое объяснение в жизни. В широком же смысле правда заключается в том, что гвинейцы глубоко осознали горечь «плодов» колониализма и в своем устном творчестве дали достойную оценку его деятельности.
В один погожий день директор местной строительной компании Бруно Беретта вызвался показать мне Рио-Муни. Наш «Рено» петлял и прыгал по дорогам и тропинкам в гуще сказочно красивого, влажнотропического леса, вздымая за собой клубы густой красной латеритной пыли, преодолевая самые неожиданные капризы здешнего рельефа. Я просил Бруно показать окуме, которое разрабатывается лишь в Рио-Муни и Габоне. Из него изготовляют великолепную облицовку для мебели.
Однообразие влажного экваториального леса, с обеих сторон навалившегося на дорогу, настолько убаюкало меня, что я даже был захвачен врасплох, когда мы вынырнули из зеленого океана на берег Рио-Бенито. На огромной ровно расчищенной площадке лежал лесосплав Сэндие.
— Перед вами окуме, — водил меня меж громадных чурок весом в несколько тонн каждая управляющий по имени Антонио. — А вот акога — «железное дерево». Окола, акаху, овенг…
Но все меньше и меньше ценных пород дерева оставалось к моменту провозглашения независимости в некогда богатом лесами Рио-Муни.
— Каждое дерево в буквальном смысле приходится искать — леса исчезают, — жалуется Антонио.
Но проблема регенерации леса его нисколько не беспокоит. Таких людей ничто, кроме бизнеса, вообще не интересует. Исчезнет окуме или овенг в лесах Рио-Муни, Антонио найдет другую страну, где будет за «хорошие деньги» под корень рубить лес.
Лесоразработки в тропических странах велись хищнически. На один гектар леса приходится пять-шесть деревьев окуме или овенг, но чтобы добраться до них, валили все деревья подряд. В конце концов увозили пять-шесть бревен, а позади гнили под дождем многие десятки бесцельно поверженных деревьев.
Мощные вездеходы-самосвалы, урча, будто отплевываясь после изнурительного пути по этому невообразимому бездорожью, подъезжали к лесосплаву с двумя-тремя увесистыми бревнами, которые раскладывались по сортам в штабеля. Потом рабочие делали из них связки-плоты и пускали вниз по Рио-Бенито к океану, где ждали лесовозы с иностранными флагами на мачтах.
Без всякой пользы для страны и бесконтрольно уплывал за море лес Рио-Муни; даже священное дерево овенг не приносило счастья тому, кто родился под его сенью и кому оно должно было принадлежать по праву. А ведь инвестиции лесопромышленников наверняка учтены в упоминавшихся 28 миллиардах песет.
С тех пор положение в стране изменилось. Правительство запретило бесконтрольный вывоз леса за границу. Давнишнему виду грабежа был положен конец. Но для этого шага потребовалось сначала завоевать независимость.
Разговор о лесе продолжался в Бате. Солнце уже касалось горизонта. На стадионе имени Пресвятой Девы Марии заканчивался футбольный матч. На последней минуте команда Баты к бурному восторгу болельщиков забила третий гол в ворота команды из Микомезенга.
Смеркалось. На улицах становилось все меньше прохожих. Мимо отеля «Финистер», где я остановился, проносились автомобили по направлению к белому, приземистому, но широко разбросанному строению «Теннис-клуба», расположенному на самом берегу волнующейся Атлантики. По вечерам сюда съезжалась вся европейская колония Бата. У стойки бара можно было освежиться джипом с тоником или стаканом изобретенного ветеранами клуба напитка «Куба либра» (баккарди, разбавленное пепси-колой), помечтать под напевы ночной Атлантики, посудачить — в который раз — со своими знакомыми и поиграть в шахматы.
Узнав, что в Бата — впервые за всю историю Рио-Муни — появился кто-то из Советского Союза, к нашему столу присаживались любопытствующие: служащие, коммерсанты, плантаторы.
— Вы часом — не мусульмане? — шутливо полюбопытствовал я, обратив внимание на то, что в клубе мало женщин.
— Видите ли, — вздохнул один из «добрых католиков», — перед провозглашением независимости здесь было неспокойно. Фанги относились к нам не очень приветливо, и мы для безопасности отправили семьи в Европу.
Завязалась беседа. Между прочим я спросил о проблемах гвинейского леса.
— Был здесь когда-то лес, — оживился один из плантаторов, — любые породы на выбор. Теперь его надо бы спасать, пока не поздно. Мой знакомый купил крупный участок за два миллиона песет, затем вырубил его наголо, продал деревья, а площадку с пнями — парень был не промах — преподнес в дар правительству. И что вы думаете, свои два миллиона он возвратил с лихвой, да еще реноме честного дельца заработал.
— Что только будет делать правительство с этими пнями? — осклабился один из присутствовавших.
Мне вспомнились слова президента Масиаса Нгемы: «Колониализм одинаков повсюду, и было бы слишком хорошо и неправдоподобно, если бы испанский колониализм оказался другим».
Непредусмотренная встреча
В начале 1947 года впервые после прихода Франко к власти в Бата должен был прилететь член испанского правительства — министр авиации. Для малочисленной колонии, расположенной за тридевять земель, приезд важной персоны из Мадрида был событием. У здания аэропорта застыл в молчаливом приветствии почетный караул из солдат-африканцев гражданской гвардии в белых мундирах и высоких красных киверах. Испанские офицеры в традиционных, позолоченных мундирах с позументом, цветными подвязками, аксельбантами и эполетами выглядели как срочно вызванные из средних веков придворные его величества Филиппа II. У входа в аэропорт министра ждала группа вождей, поощряемых назидательными взглядами колониальных вельмож. Протокол был расписан в деталях. Сейчас министр сойдет на землю и вожди обратятся к высокому гостю с приветственным адресом от имени «благодарного» населения Рио-Муни.
Министр сошел по трапу. Оркестр, как положено, не торопясь и не задерживаясь, отыграл гимн, но — какой ужас! — руководитель группы вождей Бонкоро вместо полагавшегося по ритуалу адреса протянул растерявшемуся министру петицию, где перечислялись и осуждались бесчинства колониальных властей, а испанцам предлагалось очистить территорию Экваториальной Гвинеи и немедленно предоставить ее народу независимость.
