Зегидур Слиман - Повседневная жизнь паломников в Мекке
Вода, из которой «сотворили все живое» (Коран, 21:31/30), имеет те же очистительные свойства, что и огонь в христианстве (Мф. 3:11). Строгие предписания к хаджу обязывают правоверного мусульманина совершать полное ритуальное омовение всего тела, гусль.
Оно обязательно выполняется после сексуального акта, если же им пренебречь, то мужчина и женщина считаются «нечистыми» и недостойными присутствовать на молитве, на чтении Корана или перед религиозным судом. Равным образом и останки умершего должны быть омыты перед погребением. Гусль также совершается, если человек вспотел, выкупался в водоеме, использовал духи или мази.
Как правило, для омовения мусульманин готовит себе ванну или, на худой конец, таз с водой. Душ не годится, так как совершать омовение следует руками.
Полностью обнажившись, тот, кто «нечист», говорит вслух о намерении очиститься от прежней жизни и стать хаджи. Затем он омывает водой с мылом интимные части тела. Их сакральное очищение достигается только через физическую чистоту. Затем он смачивает руки водой, быстро дотрагивается до головы и три раза выливает на макушку воду из пригоршни, втирая ее в волосы. Сразу же после этого мусульманин берет небольшой сосуд и выплескивает воду на левую половину тела так, чтобы она стекала на пол. Затем он проделывает то же самое с правой половиной. Молитвы и воззвания к Всевышнему должны сопровождать каждый жест, каждую струйку воды, попадающую на человека. Правоверному предписывается тщательнейшим образом выполнить омовение, не пропуская ни одного участка тела. Ноздри, крылья носа, ушные раковины, ямочка подбородка, стопы — ничто не должно быть забыто. И никаких непристойных жестов, даже невольных! Если он вдруг случайно коснется рукой половых органов после того, как омовение закончено, — все, его эффект сведен к нулю. Гусль придется начинать заново.
«Тот, кто надлежащим образом выполнит обряды, сопровождающие паломничество, и воздержится от сквернословия и непристойностей, будет чист, как новорожденный», — обещает пророк будущему хаджи. В подражание посланнику Аллаха мусульманин натирает себя ароматной водой и надевает опрятную и скромную одежду. Наставник уммы, предусмотревший все тонкости для совершения паломничества своей паствой, предупреждает: «Не носите шелковых и парчовых одежд, не пейте из серебряных и золотых сосудов!.. В этом низшем мире подобные вещи предназначены для нечестивых, а вы получите их в другой жизни» (хадис).
Хотя использование духов и масел заведомо считалось приготовлением к сексуальному акту, перед принятием ихрама рекомендовали обрызгать себя ароматной водой. Мухаммед недвусмысленно говорил, что для Аллаха нет более приятного запаха, чем дыхание постящихся; однако он же на склоне дней замечал, что женщины и ароматические снадобья — те цветы жизни, которые приносят наибольшее удовольствие. Так же, как и молитва, добавлял он.
Существует повсеместная забава наблюдать за супругой паломника, готовящегося к отъезду, когда та собирается в турецкую баню. Если за ней тянется шлейф аромата амбры, и вдобавок она запасается мясом, овощами с пряными травами, то все вокруг — от почтенного старика до подростка, не знающего, куда деваться от закипающего в нем вожделения, — понимали, в чем тут дело. Если счастливец, к которому торопится нежная супруга, преклонного возраста, то злопыхатели будут истекать завистью к его неувядающей мужской силе. Если же он молод, то они заключат, что он хочет уехать с легким сердцем и удовлетворенной плотью. Сам Мухаммед умащал себя благовониями, уединяясь с женами перед принятием ихрама.
Однако особо ревностные верующие все равно избегают «отведать меда» со своими женами, опасаясь опьяняющих запахов, неотделимых от этого угощения. Дело в том, что некоторые улемы полагают, что ароматические следы, оставаясь на коже набожного эпикурейца, могут пропитать его ихрам. Авторитетный богослов имам Абу Хамид аль-Газали (1058–1111),[32] детально разработавший нормы правильного поведения при хадже, отмел все сомнения, неустанно повторяя, что «он останется мускусом у локтя Пророка после ихрама». В итоге пророческое пренебрежения стало судебной практикой.
Если внимательнее присмотреться к будущим хаджи, то мы заметим, что они начинают готовить себя гораздо раньше, чем облачаются в ритуальные одежды, и делают это скорее из высших соображений, нежели из предписаний закона. В соответствии со словами (к которым, правда, никогда не прислушиваются должным образом) о том, что «ближе всего к смерти путешественник, солдат и старик», хаджи, особенно те, кто никогда не покидал дом, боятся скончаться прежде, чем достигнут жилища Бога.
Охваченные сомнением, они все же не отказываются от поездки и заботятся прежде всего о том, как им смыть грехи. Случается даже так, что праздник в честь отъезда паломника превращается в психодраму.
Неизвестно, какой дух внушает ему, что он не увидит более своих близких, попав в число тех «неизвестных святых», что каждый год умирают в Мекке, затоптанные толпой своих собратьев по вере, сраженные солнечным ударом или болезнью, но будущий хаджи теряется. Его глаза красны от слез, лицо искажено рыданиями, он зовет родственников, удрученных не менее его самого, и объявляет им свою последнюю волю, будто вот-вот умрет. Женщины падают в обморок. Кое-кто после столь впечатляющего прощания, похожего, скорее, на проводы покойника, просто-напросто оставляет мысль о паломничестве. В конце концов, Аллах милостив.
Впрочем, как бы то ни было, большинство из тех, кто принял решение совершить хадж, приступают к следующему омовению-гусль несмотря на приступы слабости или на необходимость очищения от того, что могло бы осквернить их: менструация, поллюция, рвота, приступ безумия и т. д.
И вот, наконец, наступает долгожданная минута отъезда. Будущий паломник, оснащенный необходимыми бумагами и воодушевленный своим призванием, не забыв об ихраме, утешает близких, оставаясь единственным, кто сохраняет спокойствие. Затем он удаляется в угол, чтобы совершить два поклона «молитвы путешествующих». Эта «гимнастика», угодная Всевышнему, призвана защитить странника от неприятных сюрпризов во время поездки. Он шепчет: «Господи, мое намерение — быть достойным совершения хаджа к Твоему Дому; Господи, облегчи мне путь, да будет он угоден Тебе». Затем громким голосом он произносит талбию — молитву решившего совершить паломничество в ответ на призыв Корана: «Провозгласи людям [обязанность совершать] хадж, чтобы они прибывали к тебе и пешком, и на поджарых верблюдах из самых отдаленных поселений» (Коран, 22:28/27). Как можно чаще по мере приближения к цели паломничества он должен повторять: «Вот я предстою пред Тобой! Вот я предстою пред Тобой! Вот я предстою пред Тобой! Я не равен Тебе, вот я предстою пред Тобой! Воистину Ты един благ, Ты — властитель, Тебе должно воспевать хвалу. Я не равен Тебе». Признавая единую неделимую власть Бога, он как бы ставит печать на свою судьбу как мусульманина, в буквальном смысле подчиненную дарующему мир.
