Генри Мортон - По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла
Однако когда мы достигли самого верха колокольни, энтузиазма у меня заметно поубавилось. Вокруг царила зловещая тьма, и откуда-то сверху свисали толстенные веревки, напоминавшие мертвых змей. Мы молча стояли в ожидании назначенного момента. Наконец снаружи донесся бой курантов. С последним ударом часов звонарь взялся обеими руками за веревку и буквально бросился с нею на пол. В тот же миг раздался низкий, протяжный и сладостный звук:
— Динг-дон!
Колокольный звон поплыл над вечерним Йорком…
Увидев конструкцию в действии, я почувствовал, что решимость моя испарилась без следа. Увы, никогда мне не звонить вечернюю стражу! Проклятая веревка вела себя, как обезумевший боа-констриктор в камере пыток из ночного кошмара. Она извивалась, точно живая, металась по полу и время от времени с молниеносной быстротой выстреливала свободным концом куда-то в темноту. Глаз не успевал следить за ее перемещениями! Я вынужден был с прискорбием констатировать, что явно переоценил свои силы. Однако Джон Уилсон, йоркский звонарь, похоже, знал, как усмирить обезумевшую тварь. Пара искусных движений, и коварная веревка притихла в его руках. Теперь она двигалась легко и размеренно. Старик умудрялся манипулировать ею и одновременно поддерживать беседу со мной. Я поинтересовался, существуют ли какие-нибудь легенды, связанные с колоколом Йорка.
— В книжках-то вы, конечно, ничего не найдете, — отвечал мне мистер Уилсон, — но есть одна история, которую передают из поколения в поколение. Давным-давно, еще в Средние века, в нашем городе объявился человек, который на много лет вперед оплатил работу церковного колокола.
— Динг-дон! — подтвердил колокол.
— Понимаете, человек этот заплутал ночью в Галтресском лесу, который раньше начинался сразу за Бутэмскими воротами и тянулся на многие мили. А надо сказать, что в лесу тогда бродили волки, и ночевать там было совсем небезопасно. Несчастный бродил, не зная, в какую сторону свернуть, и совсем уж было отчаялся, но в этот миг услыхал…
— Динг-дон! — вклинился колокол в рассказ.
— …вот-вот, услышал колокольный звон, доносившийся из Йорка. Человек пошел на звук и вскоре добрался до Бутэмских ворот. Первый вопрос, который он задал стражникам, был: «В какой церкви звонят?» Ну, те и рассказали: так мол и так, звонят в церкви Святого Михаила, что на улице Шпорников.
— Динг-дон! — гудел колокол, словно говоря: «Чистая правда! Именно так все и было, и случилось это за много лет до того, как вы появились на свет, даже тогда я был уже очень, очень старым!»
— Ну вот, — продолжал мистер Уилсон, — в благодарность за свое спасение человек этот оставил деньги, чтобы колокол звучал вечно и помогал другим странникам найти дорогу к воротам Йорка. Каждый вечер я прихожу сюда, чтобы отзвонить вечернюю стражу, и ежегодно получаю по десять фунтов из тех денег, которые оставил незнакомец…
— Динг-дон! — в последний раз прозвенел колокол; затем все стихло.
Я посмотрел вниз. Уличные фонари на Спэрриергейт показались мне тусклыми и какими-то унылыми. Никому, похоже, не было дела до старой церкви и ее колокола. Эхо только что отзвучавшего звона медленно плыло над аккуратными домиками с зелеными газонами — пригорода Йорка, раскинувшегося на том месте, где прежде шумел дремучий Галтресский лес!
Все здесь сейчас изменилось. Однако я знаю наверняка — и не пытайтесь меня в этом разубедить! — что седовласый Йорк сохранил верность своему прошлому.
Мы с мистером Уилсоном спустились вниз. Старик запер дверь, ведущую на колокольню, и лишь после этого продолжил свой рассказ.
— Я работаю звонарем уж тридцать лет, — сказал он, — и лишь однажды пропустил службу. Как-то раз перед праздником урожая я поехал в Тадкастер за цветами, и — можете себе представить? — пропустил обратный поезд!
В голосе старика слышалось подлинное отчаяние. Он пропустил поезд! Я представил, как он стоит на платформе пригородного поезда в Тадкастере — с охапкой осенних цветов в руках и со слезами на глазах. Ведь он знал, что «сегодня в Йорке не будет вечернего звона»!
— И лишь однажды я допустил грубейшую ошибку, сэр, — помолчав, признался звонарь. — Знаете, в довоенные годы у меня была привычка — после вечерней стражи я еще отбивал и день месяца. Так вот, как-то раз я стал звонить и обсчитался (уж не знаю, чем была занята моя глупая башка в тот вечер!) Выхожу я, значит, из церкви, а меня уж полицейский дожидается. «Ага, — говорит, — вы-то мне и нужны, мистер Уилсон! Что это вы звоните? По-вашему выходит, в этом месяце тридцать два дня. Так, что ли?»
Старик навесил замок на дубовые двери церкви, и мы с ним побрели по тускло освещенной Спэрриергейт.
— Мне кажется, сэр, что подобные штуки, — сказал он, кивнув в сторону колокольни, — очень важны. Я имею в виду: если человек оставляет деньги для того, чтобы что-то делалось вечно, то его наказ надо исполнять добросовестно. Так, как если бы он был жив и в любой момент мог прийти и проверить. Если хотите, можете назвать это чувством долга. И я горжусь, что честно исполняю свой долг. Доброй ночи, сэр…
Попрощавшись, он смешался с уличной толпой, и я быстро потерял из виду его матерчатую кепку. Звонарь, который на протяжении тридцати лет добросовестно исполняет приказ Вильгельма Завоевателя и завещание незнакомого человека, о котором не известно ничего, кроме того, что он хотел помочь другим людям.
3Если вы заглянете на улицу Фоссгейт, то непременно увидите старую дверь, на которой начертана молитва «Да пошлет нам Бог удачу». За ней обнаружится мощеный дворик, в котором стоит старинное здание с каменными ступеньками. Это Холл Йоркских торговцев — искателей приключений. В шестнадцатом веке, когда Йорк являлся центром суконной промышленности, здесь располагалась штаб-квартира исключительно богатой и могущественной гильдии торговцев шерстяными тканями. В некотором смысле йоркский Холл стал родоначальником большинства торговых компаний Англии: Лидс, Брэдфорд, Галифакс и Хаддерсфилд — все они зародились и получили путевку в жизнь в этих стенах.
Поднявшись по каменной лестнице и заплатив шесть пенсов на входе, вы тут же повстречаетесь с седовласой дамой, которая устроит вам обзорную экскурсию по зданию. Прислушайтесь к ее пояснениям! Буквально с первых же слов станет ясно, что женщина эта — не простой хранитель музея. Но тогда кто же она? И что здесь делает? Загадка! Возможно, это знатная дама, оказавшаяся в стесненных обстоятельствах и вынужденная таким образом зарабатывать себе на жизнь? Однако вскоре вы заметите, что, рассказывая о торговцах — искателях приключений, она всегда говорит не «они», а «мы». И в голосе ее слышится законная гордость — как если бы она сама принадлежала к этому славному племени!
