Жюль Верн - Кловис Дардантор
В это утро Патрик не видел оснований считать себя довольным. Он узнал от метрдотеля, что во время вчерашнего обеда месье Дардантор опять предавался непозволительным речевым излишествам, наговорил Бог знает чего и оставил у обедавших самое нелестное впечатление об уроженце Восточных Пиренеев.
Да, Патрик не был доволен и не собирался это скрывать. И поэтому он довольно рано постучал в дверь каюты под номером тринадцать, хотя его и не звали.
Поскольку первый стук остался безответным, он постучал второй раз, уже более настойчиво.
— Кто там? — проворчал сонный голос.
— Патрик.
— Иди ты к черту!
Слуга удалился, — хотя и не туда, куда его послали, — очень уязвленный таким непарламентским ответом, к которому он, казалось бы, должен был привыкнуть.
— Никогда ничего хорошего не сделаешь из такого человека! — прошептал он и, как всегда, полный чувства собственного достоинства, неизменно благородный и похожий на английского лорда, возвратился на палубу, чтобы там терпеливо дожидаться своего господина.
Ожидание продлилось добрый час, поскольку месье Дардантор вовсе не торопился покинуть каюту. Но вот дверь все же скрипнула, открылась, и в ней появился герой нашей истории.
Жан и Марсель, которые стояли, облокотившись на поручни, сразу же заметили своего нового знакомого.
— Внимание! Наш папаша, — прошептал Жан.
Услышав такое определение, столь же забавное, сколь и преждевременное, Марсель, не удержавшись, громко расхохотался.
Патрик размеренным шагом, с недовольным выражением лица и мало расположенный принимать хозяйские распоряжения, направился к месье Дардантору.
— А, это ты разбудил меня среди глубокого сна, когда меня убаюкивали золотые грезы?..
— Сударь согласится, что мой долг…
— Твой долг — ждать, когда я позову тебя звонком.
— Сударь, наверное, полагает, что он сейчас находится в своем доме на площади Лож…
— Я знаю, где нахожусь, — отрезал перпиньянец, — и если бы в тебе нуждался, то послал бы за тобой… Ты плохо отремонтированный будильник!
Патрик слегка нахмурился и произнес серьезным тоном:
— Я предпочитаю не слышать сударя, когда он выражает свои оскорбительные мысли и к тому же в столь неподобающей форме. Замечу также, пассажиру первого класса не приличествует носит такой берет, что на вас.
И действительно, головной убор, сдвинутый на затылок месье Дардантора, к первоклассным не относился.
— Выходит, Патрик, тебе не по вкусу мой берет?
— Так же, как и тельняшка, которую напялил на себя сударь под предлогом, что во время плавания ему надо выглядеть настоящим моряком!
— Что правда, то правда!
— Если бы я помогал вам одеваться, то наверняка помешал бы вырядиться подобным образом.
— Ты помешал бы — мне?
— Да, у меня есть обыкновение не скрывать от сударя свое мнение, даже когда оно может его раздражать, и то, что я делал в Перпиньяне, в вашем доме, я, естественно, продолжаю делать и на борту этого судна.
— Когда вам будет угодно замолчать, Патрик?
— Хотя эта фраза прозвучала отменно вежливо, — продолжал слуга, — я должен признать, что сказал отнюдь не все из того, что хотел. Прежде всего, мне придется заметить, что вчера во время обеда сударю надлежало бы получше следить за собой…
— Следить за собой… Это ты о еде?
— И о возлияниях, которые несколько превысили меру… Наконец, если верить тому, что сообщил метрдотель, человек весьма благовоспитанный…
— И что же вам сообщил весьма благовоспитанный человек? — спросил Кловис Дардантор, который больше не обращался к Патрику на «ты», что свидетельствовало о его предельном раздражении.
— О том, что сударь говорил… говорил о вещах, о которых лучше бы, по-моему, умолчать, не зная толком людей, слушающих его… И дело не только в осторожности, но и в достоинстве…
— Господин Патрик…
— Что, сударь?
— Пошли ли вы туда, куда я послал вас сегодня утром, когда вы столь бесцеремонно постучали в дверь моей каюты?
— А куда вы послали меня? Я что-то не припомню…
— В таком случае освежу сейчас вашу память! К черту, именно к черту я послал вас со всем должным почтением! А теперь я позволю себе послать вас к нему еще раз, и оставайтесь у него, пока я не вызову вас звонком!
Патрик чуть прикрыл глаза и сжал губы, затем, повернувшись на каблуках, направился на бак, откуда в это время спускался месье Дезирандель, рискнувший все-таки выйти на палубу, чтобы вдохнуть более чистого кислорода, чем в каютах.
— О, бесценный мой друг! — вскричал, заметив его, месье Дардантор. — Как чувствуете себя со вчерашнего дня?
— Неважно.
— Мужайтесь, мой друг, мужайтесь! Да, лицо у вас все еще бледное как полотно, глаза стеклянные, губы бескровные… Но это пройдет, и наше странствие закончится…
— Плохо, — завершил фразу месье Дезирандель.
— Ну и пессимист же вы! Будьте бодрее! Sursum corda,[44] как поют на праздниках с колокольным перезвоном!
Выражение вполне подходящее для человека, которого тошнит!
— Впрочем, — продолжал Кловис Дардантор, — через несколько часов вы сможете ступить на твердую землю. «Аржелес» бросит якорь в Пальме…
— Где он простоит не более полусуток, — вздохнул месье Дезирандель, — а вечером опять придется возвратиться на эту жуткую качалку!.. Ах, если бы только не шла речь о будущем Агафокла!..
— Бесспорно. Дезирандель, ради этого можно и пренебречь мелкими неприятностями. О, мой старый друг, мне кажется, я уже вижу там, на алжирском берегу, эту очаровательную девушку с лампой в руках, словно Геро,[45] ожидающую Леандра, то бишь Агафокла. Впрочем, нет, мое сравнение гроша ломаного не стоит. Ведь по легенде этот несчастный Леандр вроде бы утонул на пути к возлюбленной… Сегодня вы выйдете к завтраку?
— О Дардантор!.. В моем-то ужасном состоянии!..
— Жаль, очень жаль! Вчерашний обед был на редкость веселым, а меню — превосходным! И блюда вполне достойны клиентов! Ну а доктор Брюно! Я по-провансальски поставил на место этого бравого лекаря! А эти два молодых человека… какие приятные товарищи по путешествию! И знаете, как отменно действовал за столом ваш удивительный Агафокл! Правда, рот его открывался не для беседы, а для еды. Но зато он сумел заполнить себя пищей аж до подбородка…
— И правильно сделал.
— Конечно! А как там мадам Дезирандель? Мы увидим ее сегодня утром?
— Не думаю… Ни сегодня… ни завтра…
— Как! И в Пальме?..
— Она не в силах даже приподняться.
— Бедная женщина! Как мне ее жаль! Я искренне восхищаюсь ею! Столько претерпеть — и все ради Агафокла! Да, действительно у нее материнская натура… А уж сердце… Но не будем говорить о ее сердце! Вы подниметесь на ют?
