Жюль Верн - Завещание чудака
— Но зачем тебе это нужно? — спрашивал Макс Реаль.
— Если бы вы были настоящим хозяином, если бы вы меня купили, я был бы совсем уже вашим.
— А что бы ты выиграл, мой мальчик?
— Вы не могли бы тогда меня прогнать, как это делают со слугами, которыми недовольны.
— Но, Томми, кто же думает тебя прогонять? И подумай, своего раба я мог бы всегда продать.
— Все равно… я не мог бы самовольно уйти от вас.
— Успокойся, возможно, я тебя куплю когда-нибудь.
— Но у кого, раз я ровно никому не принадлежу?
— У тебя… У тебя самого… когда разбогатею… и за такую дорогую цену, какую ты только назначишь!
Томми одобрительно кивал, глаза его блестели, он улыбался, открывая два ряда сверкающих белоснежных зубов. Бедный малый становился совершенно счастлив при мысли, что в один прекрасный день он сможет продать себя своему хозяину, которого полюбил за это обещание еще больше. Разумеется, путешествие вдвоем с Максом вызывало в его душе настоящий восторг.
Сам Макс Реаль пребывал в весьма мрачном настроении, глядя в забрызганные грязью и дождевыми каплями стекла вагонного окна. Увы, приходилось проезжать через страну, не видя ее. Все терялось в сероватых тонах, так нелюбимых художниками, — небо, поля, города, местечки, дома, вокзалы. Пейзажи Иллинойса погрузились в туман: никаких признаков Ороры, Йорквилла, Мендоты, Принстона и Рок-Айленда с его изумительным мостом, переброшенным через Миссисипи (ее быстрые воды окружают остров Рок). Никаких признаков всех этих владений штата, превращенных в арсенал, где сотни пушек выглядывают из-за зеленых деревьев и цветущих кустарников. Молодой художник злился. Если он не увидит ничего, кроме бури, дождя и тумана, то лучше уж спать весь день (что Томми добросовестно и проделывал). К вечеру дождь перестал. Облака стали выше, и солнце садилось, окутанное золотистой парчой далекого горизонта, устроив настоящий праздник для глаз художника. Но скоро вечерний сумрак окутал всю область, граничащую с Айовой. Переезд через эту территорию не доставил Максу никакого наслаждения. Вскоре он закрыл глаза и раскрыл их лишь на рассвете.
«Я сделал глупость, — сказал он себе проснувшись. — Вчера я мог бы высадиться в Рок-Айленде и провести там день. Чтобы попасть оттуда в Давенпорт, расположенный на берегу Миссисипи, нужно только пересечь реку, и я увидел бы наконец знаменитого Отца вод[66]». Но было поздно об этом думать. Поезд мчался на всех парах по равнинам штата Айова. Макс Реаль не мог хорошенько разглядеть ни Айова-Сити, лежавшего в одноименной долине и бывшего в течение шестнадцати лет столицей штата, ни Де-Мойна — его теперешней столицы, старинной крепости, подстроенной при слиянии рек Де-Мойна и Раккун.
Солнце взошло, когда поезд остановился в Каунсил-Блафсе, пограничном городе Айовы. Всего в трех милях от него находилась Омаха — важный город штата Небраска. Река Миссури является его природной границей. Там некогда возвышалась Скала Совета, куда собирались вожди индейских племен, оттуда начинали свой путь покорители Дикого Запада к отрогам Скалистых гор и к Новой Мексике. Но Макс Реаль больше не упустит случая и выйдет на первой станции Центральной Тихоокеанской железной дороги.
— Вставай! Идем!- сказал он своему спутнику.
— Но разве мы уже приехали? — спросил Томми, открывая глаза.
— Очевидно, куда-то приехали, раз мы где-то уже находимся.
После такого весьма положительного ответа оба они — один с ящиком за спиной, другой с саквояжем в руках — спрыгнули на перрон вокзала.
Первый пароход отчаливал от набережной Омахи в десять часов утра, а было еще только шесть, и у них оставалось достаточно времени, чтобы погулять по Каунсил-Блафсу, на левом берегу Миссури. Будущий хозяин и будущий невольник быстро шли по дороге, тянувшейся между железнодорожными путями, заканчивающимися двумя мостами (получался двойной путь сообщения с важнейшим городом штата Небраска).
Небо прояснялось, и через разорванные тучи солнце посылало на равнину снопы утренних лучей. Какое удовольствие после двадцати четырех часов, проведенных в железнодорожном вагоне, идти по дороге легким, быстрым шагом! Правда, Макс Реаль не мог даже подумать о том, чтобы зарисовать на ходу какой-нибудь ландшафт: перед его глазами расстилались одни только длинные бесплодные берега, мало привлекательные для кисти художника. Поэтому он пошел прямо к Миссури, притоку Миссисипи, который назывался когда-то Мизе-Сури-Пети-Кануи, что по-индейски значит Тинистая река. В трех тысячах миль отсюда ее быстрые воды брали свое начало.
В Омахе вместе с его южным предместьем насчитывается не менее ста пятидесяти тысяч жителей. Промышленный подъем, или «бум», правильно названный Элизе Реклю «периодом реклам, спекуляций, ажиотажа и напряженнейшего труда», в 1854 году вывел город из прежнего состояния полной заброшенности, снабдив его всеми продуктами промышленности и цивилизации. Так разве могли жители Омахи не разделять страсти соотечественников к азартным играм и не принять участия в ставках крупномасштабной игры в «гусек»? И вот один из участников не соблаговолил сообщить о своем приезде. Решительно, этот Макс Реаль не желал привлечь к себе симпатии сограждан!
Как раз в Омахе начинается длинная железнодорожная линия, называемая Тихоокеанской дорогой, она тянется между Омахой и Огденом, а также Южной Тихоокеанской дорогой, соединяющей Огден с Сан-Франциско. Что касается путей, по которым из Омахи можно проехать в Нью-Йорк, то их так много, что путешественникам остается только выбирать.
Продолжая соблюдать инкогнито, Макс миновал главные кварталы, разделившие город на ровные квадраты. В десять часов утра в сопровождении Томми он подошел к берегу Миссури и спустился вниз по набережной к пароходной пристани. Пароход «Дин Ричмонд» был готов к отплытию. Молодой художник и негр устроились в верхней крытой галерее задней части судна. (О, если бы пассажиры знали, кто плывет вместе с ними по миссурийским водам до города Канзаса, как восторженно они его приветствовали бы!)
Десять минут одиннадцатого пароход снялся с якоря. Мощные лопасти пришли в движение, и он поплыл вниз по течению, усеянному кусочками пемзы, добываемой в ущельях Скалистых гор.
Берега Миссури на территории Канзаса, ровные и покрытые зеленой растительностью, не столь живописны, как в верхнем течении, где гранитные отроги горной цепи создают причудливый, почти фантастический вид. В Канзасе желтые воды Миссури не встречают на своем пути препятствий: ни искусственных заграждений, ни больших водопадов, ни страшных водоворотов. Но благодаря многочисленным притокам, несущим свои воды из самых отдаленных районов Канады, река здесь очень полноводна и глубока. Главный из этих притоков известен под именем Йеллоустон-Ривер.
