Николай Алексеев - Зимовка на «Торосе»
Всякая работа может быть выполнена хорошо только тогда, когда исполнители хорошо знают ее цель и значение. Хотя для «Тороса» стоянка ночью у неисследованного открытого берега и не являлась безопасной, все же я решил, прежде чем начать обследование острова, познакомить нашу команду с сущностью стоящей перед нами задачи.
Короткий рассказ об экспедиции Русанова был выслушай с тем напряженным вниманием, с каким все моряки вообще принимают сообщение о несчастьях с их товарищами, хотя бы имевших место в далекие, прошлые времена. На обследование острова вызвались все участники экспедиции без исключения.
— Нет, всем корабль оставить нельзя. Кроме того, я попрошу товарищей-поваров заняться приготовлением хорошего горячего ужина для тех, кто сойдет на берег. Идет дождь, холодно, а работать придется всю ночь — надо подкрепиться.
— Есть, приготовить хороший ужин, — отчеканил наш шеф Сергей Павлович, кстати, самый старший по возрасту из всего состава экспедиции.
На корабле осталось шесть человек. Остальные двадцать, разбившись на три группы, немедленно сошли на берег. Сергей Павлович обещал сиреной вызвать всех, когда будет готов горячий ужин. Самый многочисленный отряд под командой старшего помощника Сергея Федоровича Рюмина направился цепью вдоль острова, чтобы, как говорится, «прочесать» его весь. Две другие группы сразу же направились к тем местам, где в 1934 году были обнаружены следы погибшей экспедиции.
Остров Попова-Чукчина представляет собой как бы два массива, соединенных низменным песчаным перешейком. На нем у основания большого южного массива располагается небольшое озеро; весь перешеек завален большим количеством плавника, принесенного сюда из рек Оби и Енисея. Поверхность острова покрыта тундрой с редко разбросанными на ней валунами. К морю остров спускается либо глинистой россыпью, либо беспорядочно наваленными валунами. Высота острова не превышает 7—10 метров.
Вместе с северной поисковой группой я направился на обследование меньшего из двух массивов. На самой его вершине стоял на ребре большой камень; здесь М. И. Цыганюк два года тому назад нашел нечто вроде шалаша, сложенного из плавника. Сейчас мы обнаружили, что «шалаш» остался без всякого изменения. К камню было прислонено несколько бревен, образовавших как бы половину шатровой крыши; недалеко лежал небольшой ящик из неструганных досок. Внимательно осмотрев поверхность земли вокруг «шалаша», мы осторожно разобрали бревна и еще раз проверили, нет ли чего-нибудь под шатром. После этого был осторожно снят слой земли с растительностью под бывшим «шалашом» и вокруг камня. Нигде ничего не было обнаружено.
Вскоре подошли люди из отряда Сергея Федоровича. Они также ничего не нашли на возвышенных частях острова.
Зато третий поисковый отряд разыскал на перешейке, соединявшем обе части острова, целую кучу самых разнообразных вещей. Тут были ножи и обоймы от браунинга и патроны различных систем, пуговицы, медные деньги, почтовые росписки, автограф В. А. Русанова я обрывки одежды. Все отряды были соединены вместе и приступили к тщательному обследованию каждого метра по поверхности перешейка. В большинстве найденные вещи были сгруппированы среди плавника, почти на самом берегу упомянутого выше озера. Все обнаруженное находилось прямо на поверхности земли, и лишь некоторые тяжелые металлические вещи, вроде патронов, были засыпаны слоем песка в несколько сантиметров.
Погода явно портилась. Опустился густой туман. Дождь усилился. Не предполагая, что нам удастся еще раз побывать на острове, мы решили не прекращать розысков, несмотря на наступившую темноту. Из плавника были сложены громадные костры, хорошо освещавшие место разыгравшейся здесь когда-то драмы. Около полуночи с «Тороса» донесся вой сирены, подаваемый с короткими перерывами, характерными для тревожных сигналов. Сейчас же на судно были направлены все матросы, штурманы и механики. Найденные вещи, уложенные в ящики, понесли на себе наши гидрографы.
— Что-то на «Торосе» неладно — очень уж гудки странные, — заметил топограф Черниченко, ускоряя шаги.
Бежать в темноте было почти невозможно из-за груды валунов, рассыпанных по берегу. Только сейчас я обратил внимание на то, что с моря тянул ветерок. В тумане стали обрисовываться огни судна. Тревожные гудки прекратились; стало слышно, что на «Торосе» заработал главный двигатель. Неожиданно из темноты вынырнули фигуры двух матросов.
— Николай Николаевич! Лед с моря идет — надо уходить скорее, а то на берег выжмет.
— Идем, идем! А я думал, что это Сергей Павлович на ужин зовет.
— Нет, ужин давно был готов, да он решил пока не тревожить вас — через час позвать, а тут вдруг из тумана лед показался, да все больше и больше, ну капитан и приказал тревогу поднять.
Люди по штормтрапу быстро поднялись на борт.
— Все?
— Все, Владимир Алексеевич. Готово!
— Отдать швартовы!
С кормы было видно, как лед сплоченной массой заполнял все пространство чистой воды. К сожалению, темнота и туман не позволяли определить, идет ли это просто отдельная полоса льда, или же он движется с моря сплошным покровом.
— Вира якорь! — донеслась команда с мостика.
«Торос» медленно тронулся от берега, постепенно разворачиваясь носом в сторону моря. Когда якорь был втянут в клюз, нос судна уже начал натыкаться на отдельные льдины.
— Плохо, чорт возьми! Темень — глаз выколи, и лед, кажется, всерьез задумал напирать на берег, — заметил огорченный капитан.
Машине был дан средний ход, а временами и самый полный. Лед был мелкобитый, но сплоченный до 9 баллов. Не имея возможности выбирать в темноте дорогу, судно шло напролом, испытывая непрерывные толчки. Важно было по возможности дальше отойти от берега, так как вблизи него дрейфующий лед мог либо затащить судно на мель или рифы, либо порядком помять при сжатии. Через полчаса характер льда изменился, стали встречаться обломки ледяных полей. Толчки усилились. Вот «Торос» остановился совершенно, упершись в край ледяного поля, границы которого скрывались в темноте и тумане.
— Малый назад! Прямо руль.
Началось форсирование льда ударами. Неприятна эта работа. Еще С. О. Макаров, создатель нашего первого ледокола «Ермак», говорил: «лед не наковальня, и ледокол, не молот», и что каждый удар судном ускоряет его общую изношенность. Однако он же высказал и другую замечательную мысль о том, что «торосы поборимы, непоборимо лишь людское неверие», и вот в нашем случае пришлось руководствоваться этим вторым положением Как ни жаль было нашего судна, но целость его зависела сейчас от крепости его форштевня и ледовой обшивки, и поэтому они-то и были поставлены на карту.
