Екатерина Варнава - А может, все это приснилось?
Опыты с метилизоцианидом никогда не ставились даже в лабораториях, так как газ обладает высокой летучестью и может «утекать» даже из плотно закрытой пробирки. Двух частей МИЦ на 100 миллионов частей воздуха достаточно для того, чтобы вдохнувший эту смесь человек погиб или остался калекой. 3 декабря о существовании метилизоцианида узнали жители Бхопала, потом всей Индии, а затем и всего мира. М.И.Ц. Эти буквы вселяют в людей ужас. Газ, за несколько часов получивший печальную известность, стал символом смерти...»
Он все диктовал и диктовал...
— Целую тебя, я скоро приеду! — прокричал Никита, и я машинально записала его слова.
Я так и сидела у телефона. В Москве уже настоящая зима. Снега много-много. Как давно я не видела снега! Целых две зимы. Никогда бы раньше в голову не пришло, что будет не хватать таких простых вещей — снега, мороза, сосулек...
***
В Москве идет снег. Крупный, сухой, и все улицы завалены сугробами. Как я любила в детстве плюхнуться со всего размаху в высокий мягкий сугроб. И приходила домой обязательно с сосулькой в кармане. А если забывала о ней, то та превращалась в маленькую лужицу под вешалкой. Но чаще я, скидывая на ходу пальто, бережно несла ее, как живое существо, чтобы продлить ей жизнь в морозильнике, и оберегала ее там, чистила от инея, чтобы она была живой и блестящей, и сердилась, когда, не дай бог, сверху ставили миску с мясом. Мама знала об этой моей страсти и старалась не обижать сосулек, каждой из которых я давала имя и отчество. Когда сосулька становилась совсем старенькой, я хоронила ее, избрав самый гуманный, как казалось, способ — наливала в глубокую тарелку холодной воды и укладывала туда несчастную старушку, следя за тем, как она тает, тает, тает, как заостряется и делается прозрачным ее носик, а потом исчезает вообще. Мое лилипутское снежно-сосулечное королевство ютилось в морозильной камере старенького ЗИЛа. Если маме вдруг вздумывалось размораживать холодильник, я не находила себе места. Я почти что заболевала. А после того, как я однажды действительно заболела, мама договорилась с соседями, что они на два дня приютят снежных королев, министров и принцев.
В Москве сейчас наверняка идет снег. Там глубокая ночь, и в нашем переулке тихо-тихо. Снег ложится мягко, на улицах никого, и ему, нетронутому, быть таким еще целых два-три часа. Это утром его сгребут, счистят, утрамбуют, а пока — пока его время. Снег падает бесшумно, ветра почти нет. Все спят. В одних окнах свет недавно погас, в других скоро зажжется. Высоко на столбах горят фонари, желто и ярко освещая переулок в этот поздний час. Снег идет просторно и щедро, еле слышно шелестя по сонным окнам. Снежинки падают, выпущенные из одного облака, — та, что упадет на фонарь, растает до срока; те, что соберутся на крыше, будут таиться там до оттепели, а потом рухнут тяжеленным шматом вниз; некоторые стремятся в тень, подальше от фонарного столба, а другие лягут на самом виду, посередине пути.
Снег сыплется с неба, то усиливаясь, то замирая. Все спят.
Как вы там, в Москве, в снегу, как вы там?
Поскорее бы проснуться.
1985 год
