Жюль Верн - Таинственный остров (перевод Н. Немчиновой и А. Худадовой )
Охотники поднялись и, взмахивая своими дубинками, как косами, сбивали куруку, целыми рядами, но глупые птицы и не думали улетать. Лишь когда на земле их лежало уже не меньше сотни, остальные умчались прочь.
— Вот повезло! — воскликнул Пенкроф. — Дичь как раз для таких охотников, как мы! Бери её просто руками.
Сбитых птичек моряк нанизал на гибкий прутик, и охотники отправились дальше. Они заметили, что река поворачивает к югу, но, по всей вероятности, это была лишь излучина, истоки же реки должны были находиться на севере, в горах, где её питали тающие снега, покрывавшие склоны центральной конусообразной вершины.
Как известно. Пенкроф и Герберт отправились в поход с тем, чтобы принести для обитателей Трущоб как можно больше дичи. Задача эта ещё не была выполнена. Поэтому моряк деятельно продолжал поиски и слал проклятия, когда, промелькнув перед ним в высокой траве, исчезала какая-нибудь дичь, которую он даже не успевал разглядеть. Ах, если б охотников сопровождала собака! Но Топ исчез одновременно с хозяином и, вероятно, погиб вместе с ним.
Около трёх часов дня охотники увидели на прогалинке между деревьями новую стаю птиц, которые сидели на кустах можжевельника и клевали его пахучие ягоды. Вдруг по лесу разнёсся звук, похожий на пение медной фанфары. Эти странные, трубные звуки издавали птицы, принадлежавшие к семейству куриных, — тетерева, которых в Соединённых Штатах называют «тетрасы». Вскоре на прогалину вылетело несколько пар этих птиц. Окраска у них была рыжеватая, переходившая в коричневую, и тёмно-коричневый хвост. Герберт узнал самцов по красивому пушистому воротнику с двумя остроконечными зубцами по обе стороны шеи. Птицы эти величиною с курицу, а мясо у них такое же вкусное, как у рябчиков. Пенкроф решил во что бы то ни стало поймать хоть одного тетраса. Но задача оказалась трудной: тетерева не подпускали к себе охотников. После нескольких бесплодных попыток, только вспугнувших осторожных птиц, Пенкроф сказал:
— Ну, раз нельзя их подбить камнем, попробуем поймать на удочку.
— Будто окуней? — удивлённо спросил Герберт.
— Будто окуней, — ответил моряк совершенно серьёзным тоном.
Пенкроф нашёл в траве с полдюжины тетеревиных гнёзд, в каждом было по два, по три яйца. Моряк не тронул этих гнёзд, зная, что птицы обязательно к ним вернутся, а вокруг гнёзд он решил расставить свои удочки — не силки с петлёй, а настоящие удочки с крючком. Он отвёл Герберта в сторону и там приготовил свою удивительную спасть с терпением и ловкостью, которые сделали бы честь даже ученику Исаака Уалтона.[4] Герберт следил за его работой с вполне понятным интересом, но сомневался в успехе этого замысла. Лески Пенкроф сделал длиною в пятнадцать — двадцать футов из тонких сухих лиан, связав их между собой. Крючками послужили очень крепкие шипы с загнутым концом, которые он обломал с куста карликовой акации. Пенкроф привязал их к своим лескам и насадил на эти крючки приманку — толстых красных червяков, ползавших по земле.
Закончив работу, Пенкроф, ловко прячась в высокой траве, подобрался к тетеревиным гнёздам и разложил возле них свои лески с приманкой. Потом он вернулся и, зажав в руке свободные концы лесок, спрятался вместе с Гербертом за толстое дерево. Оба охотника замерли в терпеливом ожидании. Герберт, однако, не очень рассчитывал на успех изобретения Пенкрофа.
Прошло с полчаса, и, как предвидел моряк, тетерева и тетёрки вернулись к своим гнёздам. Самцы, подпрыгивая, расхаживали около гнездовья, что-то выклёвывали из земли, совсем не замечая охотников, которые, кстати сказать, постарались укрыться с подветренной стороны.
Герберта, разумеется, очень увлекла эта охота. Он ждал затаив дыхание. А моряк, замирая от волнения, не сводил глаз с тетеревов, раскрыв рот и вытянув губы трубочкой, как будто хотел проглотить лакомый кусочек.
Однако тетерева бродили между удочками, не обращая на них никакого внимания. Пенкроф легонько подергал лески, и червяки зашевелились, словно были ещё живые.
Несомненно, в эту минуту моряк волновался куда сильнее, чем рыболов, который, сидя с удочкой на берегу, не может видеть сквозь толщу воды, как рыба вертится около приманки.
Червяки, колыхавшиеся от подёргивания лески, привлекли к себе внимание птиц, и острые их клювы ухватили добычу. Три тетерева, видимо очень прожорливые, жадно проглотили и червяков и крючки. Пенкроф сразу подсёк свои удочки, и шумное трепыхание крыльев указало ему, что птицы попались.
— Ура! — закричал он и, бросившись к тетеревам, мигом схватил пойманную дичь.
Герберт захлопал в ладоши. Впервые он видел, как ловят птиц на удочку. Но Пенкроф скромно сказал, что, хотя это и не первый его опыт, однако заслуга такого изобретения принадлежит не ему.
— Способ для нас очень удобный, — заметил он. — Да и то ли нам ещё придётся придумывать в нашем положении.
Тетеревов привязали за лапы, и Пенкроф, просияв от мысли, что с охоты он вернётся не с пустыми руками, предложил идти поскорее домой, так как уже начинает смеркаться.
Дорогу к Трущобам найти оказалось нетрудно. Нужно было только не отдаляться от реки и идти вниз по течению. Около шести часов вечера Герберт и Пенкроф, усталые, но довольные, возвратились к своему убежищу.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Гедеон Спилет неподвижно стоял на берегу, скрестив на груди руки, и смотрел, как над морем с востока быстро надвигается чёрная грозовая туча. Ветер крепчал, с наступлением сумерек стало холодно. Небо было каким-то зловещим, всё предвещало приближение шторма.
Герберт пошёл в Трущобы, а Пенкроф направился на берег моря, к журналисту. Спилет, задумавшись, не заметил, как он подошёл.
— Ох, ночью и непогода же разыграется, мистер Спилет! — сказал моряк. — Штормовая, с дождём! На радость буревестникам.
Гедеон Спилет обернулся и, увидев Пенкрофа, вдруг спросил:
— Как по-вашему, на каком расстоянии от берега волна смыла нашего товарища?
Пенкроф, не ожидавший такого вопроса, удивлённо посмотрел на Спилета и, подумав немного, ответил:
— Да не больше как в двух кабельтовых.
— А что такое кабельтов?
— Сто двадцать саженей, или шестьсот футов.
— Так, значит, Сайрес Смит исчез на расстоянии тысячи двухсот футов от берега?
— Вроде того.
— И собака исчезла вместе с ним?
