Франсис Чичестер - Кругосветное плаванье "Джипси Мот"
В полночь я отметил в вахтенном журнале: “Тревожное плавание”, а через полтора часа появилась поясняющая запись: “Весьма загадочное происшествие. Меня разбудил сильный толчок, казалось, что все вещи в каюте подбросило какой-то неведомой силой. Гадал, что могло случиться — сломалась ли мачта или сорвался грота-гик, ударив по каюте. Быстро облачившись в боевые доспехи — шорты, кепку, спасательный нагрудник и линь, — выскочил на палубу, готовый на самое худшее. Все оказалось в порядке. Проверил каждую мелочь, вплоть до самой кормы, и ничего не нашел. Полагаю, что “Джипси мот” с полного хода налетела на кита. К счастью, воды под пайолом не прибавилось. Возможно, все это просто ночной кошмар”.
Еще через полтора часа записал: “Ветер уменьшился, но яхта не теряет хода; глядя за борт, трудно рассмотреть пену, убегающую назад. Все сливается в сплошную полосу, как в мчащемся поезде, когда смотришь из окна на ближние предметы”.
11 сентября вошел в тропики, сделав отличный суточный переход в 194 мили, пока лучший за весь рейс. Было очень жарко.
Термометр показывал почти 28° в тени. Позже, когда стемнело, стоять на носу при 10-узловом ходе было страшно, как на бешено мчащемся коне. Белая пена, несущаяся к корме, сверкала бриллиантовой россыпью свечения. Но спать при таком ходе невозможно. В 02.00 12 сентября “Джипси мот” снова огорчила меня своей склонностью рыскать к ветру, и я записал:
“Сильно обеспокоен тем, что “Джипси мот” рыскнет к ветру, если волна развернет ее корму под ветер. Создается большое напряжение на рейке кливера, так как его забрасывает назад; при выводе судна на прежний курс большие перегрузки возникают в автопилоте. Это грозит тем, что грот перекрутится (то есть верх паруса перекинется, тогда как нижняя его часть останется на прежнем галсе)”.
Убрал бизань, считая, что именно она в основном вызывает рысканье. Рано утром, в 03.15, записал в журнале: “Очень бурное плавание: жаль, что не мог спать в первую половину ночи. Теряется ценное время: ведь мне приходится отсыпаться днем, чтобы возместить ночное бдение. Слава всевышнему, что иду с этим ветром, а не против него!”
Утром представилась возможность внести разнообразие в меню завтрака в виде свежей летучей рыбки. Одну я нашел в кокпите, другую — в сетке для укладывания парусов и еще двух — на баке. Зажаренные в масле, они прямо таяли во рту, напоминая сельдь с некоторым привкусом макрели.
К полудню 12 сентября суточный пробег опять был неплохим — 174 мили. В журнале поставил перед собой вопрос: “Что сделать прежде: принять душ, побриться и умыться? Поставить бизань, взять высоту солнца, произвести навигационное счисление? Подготовить радиопередачу на вечер? Ответ нетрудно отгадать — я просто всхрапнул. Удивляться нечему, ведь я только что уписал четырех летучих рыбок с гарниром из четырех картофелин, а жара достигала 28° в тени”.
Судите сами, как неспокойно было море: у меня в тот день ушло целых 28 минут, чтобы шесть раз взять солнце секстаном. Я вычислил, что выхожу из юго-западного Канарского течения и вступаю в Северное Пассатное (Экваториальное) течение западного направления, то есть нахожусь примерно посредине пояса северо-восточных пассатов. В ту ночь мне не удалось связаться с Лондоном, но на следующую я передал свой радиорепортаж Джону Фэйрхоллу из “Гардиана”.
В 01.00 14 сентября, когда я был на палубе, летучая рыбка упала на сеть для парусов, но мне не удалось увидеть ее в полете. Бросил рыбку назад в море, чему она, вероятно, очень удивилась. Утром, в 08.42, появилась новая запись в вахтенном журнале: “Только сейчас до меня дошло, что за всю прошлую ночь ни разу не почувствовал ни малейшей боли в ноге. Это чудесно, но вместе с тем чувствую себя неблагодарным, что почти не заметил исцеления, а ведь оно означает коренную перемену в моей жизни”.
В то утро я подобрал на палубе с десяток летучих рыбок. Жаль, что уже нельзя было вернуть их живыми в родную стихию, как мою ночную гостью, а раз так, оставалось только ими позавтракать (в жареном виде летучая рыбка не слишком велика).
Глава четвертая. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
17 сентября мне исполнилось 65 лет. Ради такого события вымылся пресной водой, затем распаковал подарок Шейлы ко дню моего рождения — роскошную и в то же время очень практичную шелковую пижаму. Сознаюсь, я прослезился, размышляя о ее доброте и любви, о том, какое счастье принесла нам обоим наша встреча в 1937 году. Празднование начал с того, что за ленчем распил бутылку вина, подаренную мне к этому случаю Моникой Купер и другими сотрудниками нашей картографической фирмы. Вечером записал в вахтенном журнале:
“Все идет отлично! Сижу в кокпите за коктейлем с шампанским и только что от всего сердца поднял тост за Шейлу и Гилса. Я при полном параде: в смокинге, модных новых брюках, черных ботинках и т. д. Единственное упущение в моем туалете — обычный черный галстук вместо бабочки, которую забыл дома. Свой “смокинг” (из зеленого бархата, сшитый у Шольта незадолго до встречи с Шейлой в 1937 году) я надевал шесть раз во время трансатлантического перехода на “Джипси мот III”, чтобы придать торжественность обедам, но на “Джипси мот IV” облачился в него впервые. Замечу, что ни о каком торжественном обеде здесь не могло быть и речи. При жаре около 30° аппетит не просыпается раньше полуночи или даже на рассвете. Но разве можно жаловаться, если со мной бутылка моего любимого бренди “Коз” — лучший подарок родного Королевского западного яхт-клуба. Вручил мне его старый сатир Тереке (мне всегда кажется, что он вот-вот вытащит из потайного кармана свирель и заиграет гимн Купидону). Значит, есть из чего приготовить коктейль! Чудесный тихий вечер, яхта делает около 7 узлов, а океан на редкость спокоен, почти недвижим. Включил музыку, записанную для меня на магнитофоне Гилсом. Я все собирался попросить его записать разговор Шейлы с ним и, разумеется, забыл, погрузившись в бесконечные хлопоты, связанные с плаванием. Неудивительно, надо было помнить о тысяче вещей и следить за всем сразу.
“Джипси мот” при крене 35° на правый борт.
Как-то автору пришлось переносить такой крен в течение восьми суток подряд.
Пожалуй, это одна из самых лучших ночей в моей жизни. Задуманное мною чудесное приключение выполнено наполовину, только что превысил на 100 миль рекордную дистанцию шестидневного пробега для яхтсмена-одиночки, из всех мне известных, и чувствую прилив горячей любви и нежности к семье и друзьям. Жаль, что их здесь нет, а когда я с ними увижусь, уже не буду чувствовать то, что испытываю в их отсутствии, или, вернее, не буду замечать, как я их люблю.
