Всеволод Овчинников - Дальневосточные соседи
Иероглифика закаляет характер
Вряд ли есть еще в мире народ, чей родной язык и особенно письменность оказывают столь большое влияние на формирование человеческой личности. Ведь заучивание иероглифов отнимает у китайских детей в три-четыре раза больше времени, чем правописание у школьников других стран.
По личному опыту знаю, что китайская грамота, которой я занимался по восемнадцать часов в неделю в Военном институте иностранных языков, сделала меня другим человеком. В школе мне удавалось быть круглым отличником, презирая «зубрил», сдавать экзамены на пятерки методом «кавалерийской атаки».
После пяти лет обучения в институте и одиннадцати лет работы в Пекине моя бесшабашная русская натура обрела черты, которые обычно приписывают немцам, но еще более присущие китайцам: целеустремленность и настойчивость, граничащие с упрямством и одержимостью.
Сложность китайской грамоты стала нарицательной. Легко ли первокласснику сразу запомнить все буквы? А теперь представьте, что каждую неделю ему задают выучить еще один алфавит. И не знаешь, что труднее: то ли запомнить тридцать новых знаков, то ли не забыть при этом триста старых…
Владение иероглифической письменностью издавна служит в Поднебесной не только критерием образованности, но и ключом к карьере. Задолго до нашей эры китайский феодализм был по-своему демократичен. Все государственные должности заполнялись на конкурсной основе. Претенденты писали сочинения, состязаясь в умении решать житейские проблемы на основе конфуцианских текстов. Вместо традиционного заполнения анкет. О личных же качествах нанимаемых судили по их почерку. Китайцы доныне считают каллиграфию зеркалом характера человека.
Чтобы выйти в люди, требовалось учиться прилежнее других. Образование служило в Поднебесной главным и единственным каналом социальной мобильности. Не случайно, обращаясь к другому человеку, китаец вместо «господин» говорит «учитель».
Что же ждет смельчака, решившегося осилить китайскую грамоту? На основе своего жизненного опыта хочу сравнить это с судьбой мальчика, вынужденного по шесть часов в день упражняться в игре на скрипке. Помню, что труднее всего было освоить те шестьсот иероглифов, что нам давали на первом курсе. Мы тогда не расставались со спичечными коробками, куда клали карточки: на одной стороне китайское написание знака, на другой – его звучание и значение. Сначала учились узнавать иероглиф, как человеческое лицо. Потом старались запомнить, как он читается и пишется.
Отрадную новость для будущих китаистов содержит доклад Министерства образования КНР. В нем говорится, что, зная девятьсот наиболее распространенных иероглифов и располагая словарным запасом в десять тысяч слов, можно читать 90 процентов печатной продукции на китайском языке.
Словом, суждения о непостижимости «китайской грамоты» несколько преувеличены. Овладеть иероглифической письменностью не труднее (хотя и не легче), чем выучиться хорошо играть на скрипке.
Язык половины населения
До 1949 года 80 процентов китайцев не умели читать и писать. Работая в Пекине в годы революционного романтизма первой пятилетки, я застал множество массовых кампаний. Кроме уничтожения мух и воробьев, среди них была и тотальная ликвидация неграмотности. Писал очерки о школьниках, которые учили матерей писать иероглифами свое имя, дабы впервые в жизни голосовать на выборах.
Ныне в Поднебесной насчитывается полтора миллиона учебных заведений, где учатся четверть миллиарда человек. Всеобщим обязательным девятиклассным образованием охвачены районы, где проживает 90 процентов населения. А оно со времени провозглашения КНР более чем удвоилось. Примечательно, что если прежде в школу ходили лишь 15 процентов девочек, то теперь количество школьников и школьниц практически сравнялось.
Министерство просвещения КНР как о большом успехе заявило, что общенациональным нормативным китайским языком овладела почти половина населения страны. Не сомневаюсь, что это сообщение удивит многих иностранцев. Известно, что Поднебесная по своему национальному составу весьма однородна. Девяносто процентов ее жителей составляют ханьцы – этнические китайцы. Национальные меньшинства насчитывают всего 130 миллионов человек. Но если говорить по-китайски выучилась лишь половина китайцев, на каком же языке общаются между собой остальные?
Когда шестьдесят лет назад я начинал учить китайский язык, каждого из одуревших от зубрежки первокурсников свербила мысль: неужели нельзя заменить древние идеограммы современным алфавитом, как это сделали другие страны? Вскоре, однако, мы узнали, что жители различных провинций Китая говорят на разных диалектах, которые отличаются друг от друга больше, чем украинский или белорусский язык от русского.
Так что иероглифическая письменность служит для них связующим звеном. Помню, как я наглядно увидел это, проехав на поезде Пекин – Шанхай. Пассажиры, вышедшие прогулятся по перрону, допытывались, сколько минут продлится стоянка. Но беда в том, что слово «сы» на юге означает «десять», а на севере – «четыре». Поэтому проводнику пришлось пояснять свою речь, чертя на ладони воображаемые иероглифы.
Нормативным общенациональным устным языком путунхуа традиционно владели только чиновники (мандарины). Поэтому на Тайване и в Сингапуре его доныне именуют «мандарин». Чтобы облегчить доступ в КНР, сингапурские и тайваньские лидеры принялись обучать свои разношерстные китайские общины нормативному языку путунхуа. Благодаря широкому распространению телевидения и всеобщему среднему образованию им удалось решить эту задачу раньше, чем в континентальном Китае.
Когда я работал в Пекине, мне было трудно объяснять приезжавшим из Москвы начальникам, почему я, китаист, порой не могу понять собеседника-китайца. А в этом не было уверенности нигде и никогда. Революция начиналась на берегах Янцзы. Поэтому в Пекине в высших эшелонах власти было много южан. Тогда как Гражданская война прокатилась по стране с севера на юг. И руководителями в южных провинциях часто оказывались северяне.
Даже теперь, после тридцати лет реформ, разрыв в уровнях доходов и образования между городом и деревней, между приморьем и глубинкой отражается в речи людей, в том, насколько местное произношение и лексика превалируют над нормативным языком. Так что если более 600 миллионов китайцев заговорили на путунхуа – это немалый успех, который может лишь воодушевлять иностранных китаистов во всех странах.
Стихия и политика
Хуанхэ – «горе Китая»
Китайская цивилизация родилась на берегах Хуанхэ, то есть Желтой реки, прозванной в народе «горем Китая». Почему же именно в ее бассейне особенно часты катастрофические наводнения? Ведь воды там течет в двадцать раз меньше, нежели в соседней Янцзы.
