Свен Андерс Хедин - В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах
20 ноября. Утром я с Лопсеном пошел пешком в монастырь. Ездить по этим священным тропам нельзя — побьют камнями. На холмах амфитеатром раскинулось своеобразное царство кумирен, носящих в общем название Гумбума (Кум-бум), т.е. «Десяти тысяч изображений».
По левому берегу ручья Гумбум идет дорога, ведущая прямо к воротам, увенчанным субурганом (пирамидальной башенкой) с шаром, шпицем и четырьмя львами по углам. У ворот китайские купцы настроили ларей и продают богомольцам чашки, шелковые повязки, медную посуду, а также трубки, табак, ножи, сушеные плоды и пр.
ЛамаКарабкаясь по крутым холмам и каменным ступеням, добрались мы до жилища «живого Будды». Это был 30-летний мужчина, коротко остриженный, безбородый, одетый в платье из темно-красной материи, оставлявшее руки обнаженными. Стены помещения были увешаны бесчисленными статуэтками, заключенными в резные и расписанные шкафчики, а также священными флагами и знаменами, лама на которых были изображены разные тибетские божества. На возвышении около одной из стен сидел сам «живой Будда». Лопсен снял шапку и пал ниц перед ним. Он милостиво протянул руки и благословил Лопсена. Затем он предложил нам чаю и осведомился о нашем путешествии. На мою просьбу о позволении осмотреть кумирни он согласился, но прибавил, что срисовывать там что-либо строго запрещено.
Получив это разрешение, мы отправились. Центр монастыря составляет целый лабиринт кумирен с четырехугольными или неправильной формы дворами. Самой главной является кумирня Сиркан с острой, круто изогнутой золоченой крышей. Перед фасадом кумирни росло огороженное палисадом дерево о пяти стволах. Теперь оно было голо, но говорят, что каждую весну на нем вырастают листья с надписью. Листья эти продаются паломникам; к сожалению, запас их уже истощился к нашему прибытию. Я лично не видал листьев с надписью, а Лопсен на мой вопрос, как объяснить это явление, ответил, что ламы сами оттискивают письмена на листьях.
Фасад кумирни представляет веранду, крыша которой опирается на шесть деревянных колонн, покрытых резьбой. Дощатый пол был весь изборожден желобками с гладко отполированными боками. Возникновение этих желобков я мог проследить воочию. Как раз в данную минуту перед кумирней совершали моление несколько тангутов и лам; каждый, стоя перед двумя такими бороздками, вдруг падал ниц и вытягивался во весь рост, скользя перед собой руками по этим бороздкам, лежал с минуту, уткнувшись лбом в пол, затем снова вставал, прижимал сложенные руки колбу и груди, бормоча молитвы, опять падал ниц, и так раз за разом без конца.
Перед ними в лицевой стене кумирни зияли три двери, красиво окованные медью. Двери были открыты, но входы были до половины задернуты занавесями. Мы вошли, и глазам нашим представился настоящий музей. Высокие своды обширной четырехугольной залы вздымались под самую крышу, покрытую позолотой. Глубокий, мистический сумрак царствовал в помещении.
Посреди залы возвышалась колоссальная статуя Цзонкавы около 10 метров высоты, окутанная мантиями, открывавшими только голову и руки. Молчаливо и важно сидел он, презрительно глядя на богомольцев, которые в поте лица вышлифовывали в полу борозды своими грубыми руками. Вокруг него виднелись разные статуйки поменьше; каждая была заключена в особый шкафчик или род будки с изукрашенной лицевой стороной.
Перед Цзонкавой горело пять лампад, а перед ними стояли на полу полдюжины красивых медных ваз в метр вышины. В них хранились съедобные приношения божеству вроде риса, муки, цзамбы, воды, чая и т. п. Каждая ваза была прикрыта деревянной крышкой с дырочкой, сквозь которую и видно было содержимое вазы. И на крышках горели лампады, увеличивавшие мистический оттенок освещения.
Статуя Цзонкавы была окружена расположенными четырехугольником колоннами. К капителям передних колонн был прикреплен в несколько наклонном к главному входу положении прямоугольный, художественной работы щит, с китайской надписью золотом на темном фоне. Надпись гласила, что властитель этого храма Эцзин-хан, император китайский.
Рядом с изображениями божеств и вдоль стен шли длинные полки с бесчисленными связками священных рукописей, перевязанных тоненькими ремешками и вложенных в крышки из материй. Глядя на все эти диковинки, собранные здесь, в этих пустынных областях, испытываешь живейшее желание унести их с собой домой.
Сиркан находится среди лабиринта подобных же кумирен, правда не имеющих золоченой крыши, но также вмещающих сонмы более или менее крупных, одетых в драгоценные одежды статуй с вызолоченными лицами и руками. Здесь же, окруженная дворами, возвышается кумирня Цзокчин-дугун; вокруг нее бежит галерея с колоннами. В ней между двумя горизонтальными рядами бревен укреплены валы, вертящиеся на двух стержнях. Выкрашенная в голубой или зеленый цвет поверхность этих цилиндрических валов покрыта золотыми тибетскими письменами. Некоторые ламы специально тем и занимаются, что обходят галерею и постоянно приводят цилиндры в движение. Ось каждого цилиндра обмотана тоненькими полосками бумаги, на которых оттиснута мелким шрифтом молитва «ом мани падме хум», и стоит цилиндру сделать один оборот, чтобы молитва вознеслась к богам тысячи раз. Поистине удобный способ молиться!
Дворы кишели ламами; все они были с обнаженными головами, коротко остриженные, безбородые, смуглые, худощавые. Одеяние их состояло из куска красноватой материи, наброшенной, как плед или тога, на плечи и обмотанной вокруг талии. Правое плечо почти всегда обнажено. Различаются эти ламы между собой, кажется, только тем, что одни погрязнее, другие почище. Некоторые прямо черны, как трубочисты или негры. Зло берет глядеть на этих бездельников, слоняющихся вокруг величественных храмов. Они были приветливы и ласковы, но туги на объяснения. Пришлось удовольствоваться рассказами Лопсена. Он много раз присутствовал на храмовых праздниках в Гумбуме и был осведомлен относительно всех тайн богослужения.
Есть еще здание, называющееся Манцза-хэсын, с огромной кухней; здесь в каменный очаг вмазаны три колоссальные котла, в которых варят для паломников чай и готовят цзамбу. Затем мы вступили во двор, вдоль стен которого шли колоннады; на стенах же были намалеваны изображения богов. Их морщинистые лбы, широкие носы с раздутыми ноздрями, вывороченные губы, закрученные кверху усы и черные брови делают их более похожими на злых духов, чем на богов. Но, изображая их таким образом, хотели, вероятно, представить их страшное всесокрушающее могущество.
В общем, архитектура оригинальная и фантастическая, выражающая особенности вкусов тибетцев. Но сына Запада, привыкшего к гармонии форм, она скоро утомляет. Она не производит на него того умиротворяющего отрадного впечатления, какое он выносит, созерцая западные храмы. Здесь взор бежит с одного фронтона, с одного пестрого завитка на другой, и куда ни взгляни — тот же хаос скульптурных украшений и красок, где синий, зеленый и лиловый цвета мирно уживаются рядом. В глазах рябит!
