Владимир Иорданский - Африканскими дорогами
Изучение этих случайных, временных или постоянных групп необходимо… Именно в функционировании этих групп обнаруживается, какая группа думает или действует и как она думает и действует. Именно в этом функционировании раскрывается, почему общество обращается к той или иной группе за идеей или за действием, почему оно покоряется его внушениям, почему отдает ему право действовать».
Я часто вспоминал это высказывание французского социолога, когда, пользуясь гостеприимством окружавших меня друзей-африканцев, пытался преодолеть крестьянское недоверие и подозрительность и понять тайны африканской общины.
Власть вождей
Вождь — это громкое слово, с которым обычно ассоциируются представления о людях, окруженных ореолом реального либо призрачного величия. Люди, которых я встречал и которых в деревнях называли вождями, решительно не вязались с традиционными для европейца образами. Обычно худой, измученный тяжким земледельческим трудом крестьянский вождь вроде бы ничем не отличался от своих односельчан. Однако те явственно ощущали невидимый, но достаточно высокий барьер между ними и главой деревни. Его авторитетом никто не посмел бы пренебречь.
Этот авторитет, как я вскоре узнал, питался многими корнями.
Как правило, старшина деревни принадлежал к числу потомков основателя деревни, того, кто когда-то первым пришел на эти земли, взмотыжил здесь первым поле и его засеял или засадил. Тем самым он устанавливал с землей неразрывную, вечно живую связь, от поддержания которой в грядущих веках будет зависеть процветание нового поселения. Никто не был в состоянии лучше следить за ненарушимостью этой связи, чем прямые потомки первопоселенца, в чьих жилах текла его кровь.
«Ты не можешь строить дом там, где не жили твои предки», — гласит пословица баконго. Этот запрет был одним из самых строгих.
В конечном счете со всеми предками деревенской общины вождь должен был находиться в практически беспрерывном общении: им от имени деревни приносил он жертвы, на их алтаре зарезал кур, закалывал коз или баранов, к ним взывал, когда засуха угрожала урожаю. Духи умерших требовательны. В потустороннем мире они хотели жить столь же сытно и богато, как в родной деревне, и готовы были возмутиться малейшим проявлением невнимания. Их гнев мог быть опасен, и его боялись.
Авторитет старейшины поддерживался и авторитетом его рода. Сильный, процветающий союз сородичей легко удерживал влияние на деревенские дела в своих руках, но, когда его ослабляли эпидемии, внутренние раздоры, войны, разорение, соперники поднимали голову. Возможность продвинуть на видный пост своего выдвиженца сулила заманчивые выгоды.
Впрочем, далеко не простым делом было найти человека, способного вызвать всеобщее уважение. От будущего вождя требовались острое чувство справедливости, врожденная доброжелательность и мудрость. Иногда неделями заседал родовой совет, чтобы найти человека, который позже не возмутил бы сложившиеся в деревне отношения своей жадностью, невоздержан-ностью или пристрастной нетерпимостью, легкомысленной вздорностью своих решений. Будущий старшина был обязан обладать и дипломатическими навыками: временами ему приходится вступать в споры с соседями из-за земли или по другим поводам. Высокое умение требовалось также для приема наезжающих из города и часто вороватых чиновников.
В прочности корней, питавших власть деревенского вождя, не раз убеждались колониальные администраторы. Они, естественно, пытались всюду насаждать «доверенных» лиц и часто ставили их над деревнями, не считаясь с местными традициями. В результате возникало странное положение, когда подлинный хозяин общины прятался за спиной колониального ставленника. Первый не смел открыто проявлять свой авторитет, тогда как второй ничего не мог поделать без его поддержки. Временами такое положение сохранялось годами.
По мере того как деревня разрасталась, вокруг старшины складывался совет старейшин, в котором были представлены все группы кровных родственников, все большие семьи общины. Обычно старейшины собирались в тени раскидистого дерева, которое часто и называлось «деревом совета», на невысоком помосте. Вечером, когда спадал зной, они часами обсуждали общинные дела: перераспределение земли, сроки уплаты налогов, время проведения общинных праздников и ритуальных церемоний, конфликты между семьями. Вынесенное ими после неторопливого обмена мнениями решение принималось всеми крестьянами как закон.
«Старик не может упасть, самое большее — он споткнется», — говорят в деревнях баконго.
Мне приходилось встречать государей великих древних княжеств и мелких вассальных вождей. В их распоряжении были воины и полицейские, толпа чиновников всех мастей и рангов. Однако если отвлечься от этих административных «наростов», то обнаруживалось, что природа власти великих вождей имела ту же основу, что и авторитет незаметного деревенского старшины.
Великие князья — государи княжеств йоруба были наделены властью и окружены поклонением, потому что народ видел в них потомков мифического героя-гермафродита Одудувы, праотца и праматери всех йоруба. Поэтому же князья были наделены верховной жреческой властью и выступали посредниками в отношениях с Землей, с божествами природы, с духами предков. Наконец, от их мужской силы зависела численность всего народа, плодовитость его женщин.
Не только объемом власти объяснялось то, что вождям отдавались найденные самородки золота, шкуры убитых на охоте леопардов, что им приносились первые плоды. Сам их пост обладал особой силой, которая оберегала все племя, весь народ от возможных напастей, и именно этой силе предназначались вручаемые князю самородки, шкуры убитых охотниками зверей или первые плоды нового урожая.
В Сенегале верховный вождь королевства Уаало носил титул «брак». Историк Бубакар Барри писал, что подданные видели в государе священную особу, главной ролью которой было «приносить стране изобилие». «Брак» был к тому же и военным вождем. В общем его власть была велика, хотя было бы неверно сравнивать ее с самодержавием тиранов восточных империй. Европейские путешественники отмечали, что «брак» жил почти так же просто, как и другие.
Среди прав «брака» едва ли не самые важные были связаны с землей. Монархия не изменила принципов неотчуждаемости земли и общинного характера земельной собственности. Тем не менее, как отмечал Бубакар Барри, «брак» во все большей степени распоряжался незанятыми землями, которые распределял среди знати, военачальников, приближенных.
