Рафаил Нудельман - ЕВАНГЕЛИЕ ОТ РАФАИЛА или ВСЁ ПУТЁМ
То и дело справляясь в своей феноменальной памяти, а также у местного населения почище, - где баня? - Командор вывели нас на берег реки, к невзрачному деревянному строению. Из дверей его то и дело выскакивали полуголые мужики, по которым стекали крупные капли нетрудового пота.
-Она! - удовлетворённо возгласили Командор.
В Широких Массах прошло некое шевеление, раздались отдельные жидкие крики "Ура!" и даже один слабый голос, - кажется, Демагога - прокричал: "Да здравствует Командор!"
Сдав в окошечко кассы четырнадцать копеек и все прочие ценности, мы вошли в храм чистоты, сопровождаемые одноглазым жрецом в набедренной повязке и жреческом сером в белых яблоках стерильном хитоне. Святилище было заполнено увечными аборигенами. Стоял густой портяночный дух парной. Задорно звенели шайки. В алтаре сверкали желтизной размочаленные доски купальных лавок. Обнажённый Командор, мерно покачивая детородным органом, объявили ритуал открытым. Скребясь на ходу всеми двадцатью пальцами и подвывая, Ш.М. ринулся в парную, увлекаемый грязным Демагогом. Начфин, весь в потных разводах пыли, но с интеллигентными чертами фигуры, топтался у дверей парной, то с тоской поглядывая на беспечного Ш.М., то преданно и умильно заглядывая в залепленные мыльной пеной вежды Командора. Последний, не разлепляя оных, милостиво кивнули. Начфин радостно всхрапнул и бросился головой вперёд в тяжёлые клубы пара, из которых вскоре послышались его стоны вперемешку с чваканием веника.
Завершив первичное омовение членов, Командор развернули свёрток с грязным бельём в намерении постирать. Но один из увечных аборигенов, возмущённо тряся грыжей, издал укоризненный мат. На крик Грыжи явился жрец и громко возопил. Командор, достирывавшие первый платок, с достоинством свернули остальные вещи. Ш.М. в стороне окатывал себя холодной водой и жеребячьи гоготал.
Одевшись, вышли на травку. Посреди неё стоял буфет. Посредством личного обаяния Командор извлекли из него две бутылки тёплого лимонада. В тени буфета лежала тишина. Легли и Командор. Ш.М., взяв свёрток белья, отправился на поиски стирального места. За углом бани он обнаружил прачечную на общественных началах. Выстирав в лохани общее бельё, Ш.М. застал Командора спящими рядом с разложенными как на выставке личными ценностями, как-то часы, деньги и прочее. На крик Ш.М. Командор открыли глаза и объяснили, что Они отнюдь не спят, а разрабатывают дальнейшую диспозицию. Храпят же Они от удовлетворения собственной чистотой.
Приняв от Ш.М. бельё, Командор лично развесили его по округе и разрешили Ш.М. почивать. Попутно Они сообщили Широким Массам о своих сомнениях касательно Николо-Берёзовца.
Командор высказывались в том плане, что, мол, не похерить ли оный вообще, учитывая затерянность его в костромских лесах. - А может, того Берёзовца и вовсе не было? - задумчиво закончили Командор.
Широкие Массы в целом внимали Командору сочувственно, тогда как Демагог, дотирая руки, озлобленно выкрикивал: - Никаких им послаблений, этим трудягам! Все, как один, за Командором в Берёзовец! Даёшь Ильинскую церковь, и никаких гвоздей! - Хотя, как известно, насчёт того, якобы деревянные церкви строятся без гвоздей, это явная демагогия. Командор пресекли всех и повелели трубить сбор на потребление калорий.
Пройдя вдоль реки и санаторного пляжа, лишенного, как отметили Командор, каких-либо достопримечательностей с надлежащими формами, вышли в район столовой. Пробило шесть склянок. Ещё несколько было пробито раньше - осколки валялись в парке у входа. Подойдя, взошли в зало.
Принимая калории, Командор рассеянно поглядывали на окрестные столики на предмет оборудования небольшого передвижного гаремчика, однако вокруг обнаруживались одни лишь гомополые особи в процессе мирного распития дешёвого разливного вина. Откушав, Командор вышли в прохладу парка, где уселись на скамейку в окружении преданных учеников. Игнорируя призывные взгляды дефилировавших мимо аборигенок, Командор вступили в оживлённую беседу с Широкими Массами. Беседа состояла из монолога Командора и междометий Ш.М. Затаив дыхание, вкушали Широкие Массы увлекательный рассказ Командора об Их Командорской жизни. Лесоповалы в Белоруссии, на Костромщине и сибирских землях, легендарные подвиги народных силачей, пьянки и побоища, первые скáчки Командора на автомашине, первые самостоятельные экспедиции в дебрях столицы - рассказ Командора затмил "Одиссею" и "Энеиду", взятые вместе.
Смеркалось. Крупные звёзды высыпали на синем фоне неба. Толпы аборигенок, бросив последние безнадёжные взгляды на Командора, в тоске удалилась в кинотеатр. Увлечённые рассказом, Командор и Широкие Массы медленно шествовали по улицам уютного Солигалича. Пересекли реку Кострому по горбатому и широкому деревянному мосту и вышли в Заречную сторону, к валам древней крепости. Отсюда с необычайной живописностью рисовались на фоне неба, притихших деревьев и городской панорамы чёткие силуэты трёх солигаличских колоколен - изящных, удлинённых в талии, строгих и стройных. Вместе они образовывали три расставленные в пространстве вертикали, стремительно прорезáвшие горизонтальный пейзаж деревянного города. Можно было лишь сожалеть, что уничтожена четвёртая вертикаль системы - колокольня Успенского собора в бывшем Кремле. Стоит ли упоминать, что заодно был уничтожен и сам собор? "Опиум, опиум... Сапожищем топаем", - сказал наш Поэт.
Неслышно несла свои воды Кострома. Медленно проплыла под мост лодка с двумя феминами - то солигаличские красавицы, отчаявшись взять Командора осадой с суши, перешли к штурму с воды. Командор посуровели ликом и скомандовали отступление на зимние квартиры. Вриосекс всё пытался задержать Вождя, ссылаясь на недомогание в области сфинктора ануса, в просторечии именуемого геморроем. Стеная и хныча, он плёлся нарочито медленно, тем самым подставляя Командора явно обозначившийся опасности. Но не таковы были Командор! Уверенно вывели Они потрёпанные, но всё же части к дому номер 15 по улице Свободы, где и захлопнули за собой калитку.
В доме всё спало, а также были открыты окна. Хозяйка исчезла согласно диспозиции, оставив в наследство ватное одеяло. Подстелив его под спальники, все легли.
Когда наутро Широкие Массы открыли глаза, Командор уже сидели в окружении хозяйки и благосклонно внимали её стремительному говорку. Тётя Паня Куликова раскрывала настежь душу и семейный альбом: - Ох, милок, вот гляди, сыны были молодяшки, андел мой, тады и я в раю-то жила, при кухне в санатории, андел мой, тепло, еды сколь хошь... Вася Зотов, зять-от, человек больно хороший, милок, пьёт с большими, с прокурором, говорю ему: "Милиция заберёт-от тебя", - а он: "Заберёт да домой и приведёт, все свои"... А вот гляди ещё фото, андел мой, сын мой самый лучший... Надька, дочка, самая лучшая... Внучка Олечка самая лучшая...
