Леонид Алаев - Такой я видел Индию
Столь же оживленно в лавках обувщиков и даже ювелиров. Но есть лавки, где царит благоговейная тишина, — парфюмерные. Хозяин, как изваяние, сидит, окруженный флаконами и приказчиками. Он руководит всем, не вставая с места.
— Вам что? Розовое масло? У нас два сорта. — Проволочка с ваткой опускается в один флакон. — Понюхайте. — Другая проволочка с ваткой опускается в другой флакон. — Понюхайте. — В этих лавках не признают не только метрических, но и английских мер. Употребляются традиционные индийские аптекарские и ювелирные меры — тола (около 210 гранов). Никакой торопливости здесь не потерпят. И торгуются здесь совершенно иначе — с расстановкой, серьезно, без взаимных оскорблений, с сознанием, что речь идет о важном, о чем и говорить-то много не надо. Выглядит это так:
Продавец: Двадцать рупий тола.
Недовольное покачивание головы покупателя. Очередное нюханье ватки.
Покупатель: Десять.
Недовольное покачивание головы хозяина. Пауза. Достается новый флакон и происходит церемония нюхания новой ватки.
Покупатель: Двенадцать.
Хозяин делает вид, что воздевает руки к небу. Так, намек. Снова идут в ход все смоченные до тех пор ватки.
Продавец: Пятнадцать.
Покупатель молчит. Сосредоточенно нюхает. Изрекает:
— Двенадцать и восемь.
Это означает двенадцать рупий с половиной. Когда-то рупия делилась на 16 анн. Теперь введена новая монета. Рупия делится на 100 пайс. Но в живой речи и когда торгуешься, лучше называть анны: показываешь этим свое знакомство со страной и свою бывалость.
Хозяин не отвечает на последнее предложение, но делает неуловимое движение бровями, и перед ним появляется еще один пузырек — пустой. Его при вас взвешивают, наполняют, снова взвешивают, закупоривают и приклеивают этикетку. И с поклоном вручают. Таинство окончилось.
Базар шумит до семи-восьми часов. Потом быстро спускается темнота, разгораются костры и таганы, все остальные запахи забивает запах кипящего масла — готовится ужин. Долго сидят у костров полуодетые люди, играя в карты и громко размышляя о событиях минувшего дня. Кое-кто идет спать в душные комнаты своих жилищ или на веранды и крыши. Большинство устраивается на улице — прямо на панели либо на деревянных кроватях с веревочными сетками, вытаскиваемых из разных углов. Старый город ненадолго успокаивается, готовится к новому красочному дню.
5. КАЛЬКУТТА
Сейчас воротами Калькутты служит аэропорт Дам-Дам. Путь в город через него — не самый радостный, но, безусловно, самый поучительный. Видишь, что Калькутта — это прежде всего город нищеты.
До недавнего времени связи с внешним миром осуществлялись по реке Хугли, а затем — по железной дороге, подходящей к реке с обратной, западной стороны. Там расположен пригород Хаура. Для пассажира поезда или парохода визитной карточкой города служил знаменитый Хаурский мост. Его ажурные конструкции, напоминающие Крымский мост в Москве, легко несут потоки машин и трамваев и гармонируют с пепельной водой и серо-голубым небом.
Не менее красив он и в период муссона — серебряное кружево блестит на фоне фиолетовых туч.
Параден мост, парадна часть города, примыкающая к нему, — самая старая часть, состоящая из правительственных зданий и форта Вильям.
Основанный в 1690 г., он сделался резиденцией английского генерал-губернатора в Индии, потом выросшая вокруг него Калькутта стала столицей «Индийской империи». Здесь разместился двор вице-короля. Даже когда двор переехал в Дели, Калькутта осталась крупнейшим городом и столицей английского капитала. А после независимости, потеряв первенство по численности населения — ее обогнал Бомбей, — она приобрела славу города беспокойного, с наибольшим накалом классовых страстей.
Историки британского владычества в Индии обычно не жалеют слов, восхваляя дальновидность англичан, сделавших своей базой душную, но богатейшую Бенгалию, ресурсы которой помогли им выйти победителями из борьбы со своими самыми опасными конкурентами — французами, обосновавшимися на Восточном берегу. Бродя по улицам Калькутты сейчас, когда изобретены кондиционеры и бушеты, ванны и шорты, души и черные очки, и пытаясь представить себе то далекое туманное утро, когда английский офицер в черном высоком шлеме (пробковые шлемы тоже были еще неизвестны), красном мундире и белых шерстяных штанах указал полуголым коричневым землекопам, где рыть котлован под стены форта, поражаешься не столько дальновидности, сколько дьявольской настырности и энергии завоевателей.
О калькуттском климате написать очень просто. Тут нет четко выраженных сезонов, как в Дели, хотя летом еще жарче, чем зимой, а в период дождей еще более влажно, чем и зимой и летом. В общем, держится почти постоянная влажная жара, сменяющаяся в некоторые зимние ночи влажной прохладой. Город расположен на болотах, в самой дельте Ганга. В канавах, жирно поблескивающих черным, стоит вода — даже в самый сухой из сухих сезонов. Весь город — ровный как блюдо, без холмика. И теперь, при том что существует хоть какая-то канализация, каждый ливень оборачивается наводнением — нет стока.
Петр I, закладывая примерно в то же время Санкт-Петербург на болотах устья Невы, искал выхода для России на европейские рынки. Британские «купцы-авантюристы» (официальное наименование пайщиков Ост-Индийской компании), основывая Калькутту, искали вход для европейского рынка в Индию. Но если климат Ленинграда, где каналы большую часть года стоят замерзшими, никто не назовет здоровым, то климат Калькутты, где болота испаряются круглый год, безусловно, вреден.
Англичанами двигала, конечно, жажда обогащения. Обогащалась Великобритания, обогащались отдельные участники грандиозного грабительского мероприятия. В Англию возвращались «набобы» — сказочно богатые служащие компании. Их рассказы о пережитых страданиях лишь подхлестывали молодежь, жаждущую приключений и быстрой карьеры. Их образ жизни — полувосточная нега, расточительность, способность купить все, вплоть до дворянских титулов и мест в парламенте, — распалял воображение. Тот, кто не возвращался, а находил последнее успокоение на кладбищах, разбросанных под жарким солнцем тропиков, естественно, ничего не рассказывал.
Да, жажда обогащения «рыцарей первоначального накопления» была безграничной, но все же ею одною нельзя объяснить энергию и настойчивость, проявленную англичанами на ранних этапах проникновения в Индию, когда они, еще не думая о возможности покорить огромный субконтинент, все же лезли и лезли вперед, утверждались в Калькутте, подчиняли Бенгалию, а затем Бихар и Ориссу.
