Александра Давид-Неэль - Тайные учения Тибета (сборник)
На маленьком столике курились палочки благовоний, примешивая свой аромат к затхлому запаху чая и топленого масла. Сиденьем для хозяина дома служили выцветшие и вытертые подушки и ковры. Золотая звездочка светильника на алтаре в дальнем конце покоя освещала пыль и запустение.
С помощью мальчика-толмача я старалась сформулировать несколько вопросов о проблемах, уже знакомых мне из бесед с ламами в Гангтоке. Но это был напрасный труд. Тут мне нужна была бы помощь Давасандупа. Бедный мальчуган ничего не смыслил в философии. Он совсем ошалел, стараясь найти подходящие слова для фраз, смысла которых абсолютно не понимал.
Пришлось сложить оружие, и мы с ламой долго сидели друг против друга в глубоком молчании.
На следующий день я выехала из Лаштена, продолжая путь на север. Красота дороги и до сих пор была чарующей, но теперь она сделалась волшебной. Азалии и розовый лавр (рододендрон) еще не сбросили свой весенний наряд. Казалось, будто радужный поток затопил долину. Его пурпурные, сиреневые, желтые и ослепительно-белые волны набегали на склоны ближних гор. От моих носильщиков, по горло погруженных в пышную растительность, оставались на поверхности только головы, и они казались издали пловцами в океане цветов.
Через несколько километров пути сказочные сады стали постепенно редеть. Вскоре лишь кое-где оставались розовые пятна азалий, упорствовавших в борьбе с высотой. Тропа вела к высоким перевалам (перевалы Кору и Сепо — высота 5000 метров) через область фантастических пейзажей. В великолепном молчании пустыни пели хрустальные голоса прозрачных ледяных ручьев. Порой на берегу угрюмого озера странная птица, увенчанная золотым султаном, важно взирала на проходивший караван. Мы поднимались все выше вдоль исполинских ледников, минуя призрачные входы в наполненные гигантскими тучами таинственные лощины и вдруг… сразу вышли из полосы туманов — и передо мной предстало во всем величии Тибетское плоскогорье, исполинское, обнаженное и сияющее под ослепительным небом Центральной Азии. С тех пор я прошла вдоль и поперек страну, скрытую за туманной цепью гор, заслонившей от меня в тот день далекий горизонт. Я видела Лхасу, Шигацзе, пустыню трав с ее огромными, как море, озерами, я была в Кхам — стране рыцарей, разбойников и магов, в заповедных лесах По, куда не ступала еще нога человеческая, и в волшебных долинах Тсаронга, где зреют гранаты, — но ничто и никогда не могло затмить в моей памяти этого первого впечатления от Тибета.
Через несколько недель хорошей погоды снова начал падать снег. Мои дорожные запасы истощились. Носильщики и слуги нервничали, становились сварливыми. Однажды мне пришлось ударами хлыста разнимать двух друзей, дравшихся с ножами в руках за место у костра.
После нескольких кратких экскурсий в глубь тибетской территории я покинула границу. У меня не было снаряжения и припасов для более длительного путешествия. Кроме того, уходящая вдаль земля была запретной.
На обратном пути я снова прошла через Лаштен, снова повидалась с гомштеном и имела с ним беседу о месте его отшельничества, где он прожил в одиночестве семнадцать лет. По его словам, оно находилось выше в горах, на расстоянии однодневного перехода от селения. Мой интендант легко перевел эти подробности, так как лама излагал их на местном диалекте. Все-таки я не решилась упоминать о демонах, которых народная молва определила ламе в прислужники. Я знала, что мой юный толмач слишком суеверен и не посмеет переводить подобные вопросы. Кроме того, вероятно, лама не захотел бы на них отвечать.
Я возвращалась в Гангток огорченная: мне пришлось упустить возможность узнать много интересного. С сокрушенным сердцем отдалялась я от Тибета, меньше всего подозревая, какие удивительные последствия будет иметь мое путешествие.
Очень скоро Далай-лама оставил Калимпонг. Его войска разбили китайцев. Он праздновал победу и возвращался в Лхасу. Я поехала попрощаться с ним в селение, расположенное под перевалом Желен.
Прибыв на место, где Далай-лама должен был остановиться, гораздо раньше его, я застала там несколько знатных сиккимских царедворцев в большом волнении. На них лежала обязанность приготовить временное жилище для государя-ламы, но — как это всегда бывает на Востоке — необходимые вещи доставили слишком поздно, — мебель, ковры, драпировки, — еще ничего не было расставлено, а прибытия высокого путешественника ожидали с минуты на минуту.
В горном домике суетились обезумевшие господа и слуги. Я стала помогать от нечего делать и устроила из подушек ложе для Далай-ламы. Некоторые из присутствовавших уверяли, что это принесет мне счастье в жизни и во всех последующих воплощениях. Уж не это ли помогло мне впоследствии дойти до Лхасы?
Я еще раз беседовала с владыкой Тибета. Его мысли теперь, по-видимому, всецело были заняты политикой. Все-таки он еще раз благословил всех продефилировавших перед ним верующих своей метелочкой из лент, но чувствовалось, что сердцем он уже далеко за пограничным перевалом и занят соображениями о преимуществах одержанной победы.
Следующей осенью я уехала из Сиккима в Непал, а затем пробыла около года в Бенаресе. Здесь я долго жила в ранней молодости и теперь с удовольствием посетила старые места. Члены теософического общества оказали мне любезный прием и предоставили в мое распоряжение дом в своем прекрасном парке. Аскетическая красота этого жилища хорошо гармонировала с мистической атмосферой святого Шивы и соответствовала моим вкусам.
Я снова прилежно принялась за учение Веданты и немного забросила ламаизм, так как надеялась когда-нибудь получить возможность углубить мои сведения о нем. Я совсем не собиралась уезжать из Бенареса. Но неожиданное стечение обстоятельств — оставшихся навсегда для меня неясными — вынудило меня однажды утром сесть в поезд, отправлявшийся в Гималаи.
Глава II
Монастырь Поданг. — Заклятия и благословения. — Собеседник с того света. — Мистики Восточного Тибета и их теории. — Редкое проявление прозорливости. — Ламаистская пустыня. — Колдун из Транглунга и его летающие пироги. — Как я стала отшельницей на высоте 3900 метров над уровнем моря. — Путешествие в Шигацзе. — Просчет дамы-полиандристки: третий муж не слушается. — Я в гостях у Таши-ламы и его матери. — Отшельник из Пхутанга.
В Гангтоке я застала одного Бермиак-кушога. Лама из Энше уехал в Тибет, в Шигацзе, и вернулся только через несколько месяцев. Давасандупа пригласили сопровождать британского представителя в качестве переводчика на политическую Китайско-Тибетскую конференцию в Индии. Старый махараджа умер, и ему наследовал его сын Сидкеонг-тулку, который не мог уже посвящать много времени изучению ламаизма. Составленные мною путевые планы нельзя было осуществить, все препятствовало осуществлению моих желаний.
