Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.
Робость исчезла и даже сменилась какою-то жалостью к ней, когда он увидел ясные следы свежего слоя пудры, припухшие мешки под глазами и густую сеть лучистых морщинок... Тихий мягкий голос императрицы и пригласительный жест сесть вывели его из оцепенения.
– Я радуюсь вашим успехам, господа российские купцы, – сказала Екатерина, милостиво протягивая руку.
– Стараемся, ваше императорское величество, как только можем, во имя любезного нам отечества и вашей славы, матушка государыня, – Шелихов низко наклонил голову.
– В чем особо нуждаетесь? – спросила Екатерина. – Не обижаете ли туземных обитателей при ясашных сборах?
– Ясак, ваше величество, алеуты платят охотно, дикие же коняги и другие народы сопротивляются, сами по-звериному обитают и в умягчении нравов через веру православную зело нуждаются...
Екатерина взяла в руки перо и, придвинув к себе лист бумаги, что-то отметила.
– Пробовали просвещать светом христианского учения?
– Ваше величество, с христианского увещевания повсеместно начинали. Дикие американцы великое усердие стать христианами являют, от них же первыми – племена алеутские... В воинской помощи, матушка государыня, також нуждаемся. Иноземцы, особливо бостонцы и аглицкие купцы-мореходы, не токмо товар перебивают и знатные цены зря назначают, да на нашу к тому погибель на порох и пушки выменивают. Ловом же звериным сами не промышляют.
– Своими силами не можете справиться?
– Справляемся, ваше величество, да надолго ли сил наших хватит? Большие тысячи войска требуются, а сами поставить можем только две или три тысячи, да и то не дюже надежных... Крепости тоже строить надобно... Торопиться надо захватить острова к полдню ближе, земля наша дюже прохладная, не родит, дожди тоже превеликие... Хлеб у нас дорогой, возим далече, из Сибири...
Екатерина сначала было записала, потом отчеркнула написанное и поставила сбоку большой вопросительный знак.
– Сами-то между собой дружно ли живете, российские промышленники?
Шелихов молчал.
– Говори без утайки...
– Плохо меж собой живем, матушка, чего таить. До кровопролитных дел доходим и тем сами себе прибытки уменьшаем.
– Это очень дурно, – недовольным голосом отметила императрица. – А чего же поделить не можете?
– Набольшого не имеем, которому все бы повиновались, а хозяев много – каждый хочет сорвать, жадничает.
Екатерина нахмурилась: ясно было, что неуклюжий намек Шелихова на монополию не понравился.
– Не помиритесь, – твердо сказала она, – чиновника своего пошлю, ему повиноваться будете.
– Силы рабочей, матушка государыня, недостаточно имеем, – постарался Шелихов перевести разговор на другое. – А ремесленников, почитай, и совсем нет.
– Много надобно?
– Да человек бы ста полтора, хотя из сибирских ссыльных, что на поселение выписаны. Многие бы по своей охоте...
Екатерина записала и тихо сказала: «Дам».
– Калгов покупать у них бостонцы и аглицкие мореходы предлагают, – вопросительно проговорил Шелихов и, подумав, добавил: – Ремесла иные из них знают...
– Калгов не надо, – нахмурившись, ответила Екатерина и кивнула головой в знак того, что аудиенция окончена.
Шелихов понял и встал, но был остановлен мягким жестом красивой белой руки государыни. Она, низко наклонившись к столу, что-то искала.
– Ах, вот, – она поднесла ближе к глазам исписанный листочек и, пробежавши его про себя, заметила: – Не сказал ничего о школах, о болезнях...
– Школы, ваше величество, стараемся иметь везде и грамоту распространяем, грамотные работники самим весьма нужны, а вот лекаря хушь бы одного и то не имеем...
Екатерина отметила.
– А какими больше болезнями хворают у вас?
– Вереда разные, животом тоже страдают – улитками морскими отравляются да травами дикими. Горячка тоже косит немало...
– А оспа? – живо перебила его Екатерина. – Оспу необходимо прививать, хотя я думаю, что у диких, вероятно, это будет трудно – будут бояться. А сами вы себе прививали?
– Да, ваше величество, у меня привита десять лет тому назад.
– В один год со мною, – улыбнулась Екатерина. – Но ее надо возобновлять, я уже возобновила один раз, года два тому назад, вот! – и, вздернув к плечу широкий рукав, поднесла к глазам сконфуженного и оторопевшего Шелихова обнаженную до плеча руку. На правом предплечье ясно были видны две оспины. – Да, да, несомненно, будет трудно, придется, пожалуй, действовать через их лекарей. У них есть такие?
– Лечат у них, ваше величество, шаманы.
– Попы ихние?
– Колдуны.
– Попробовать, однако, следует... – она позвонила. Вошел кабинет-секретарь.
– Поговори, голубчик, вот с ним, – кивнула она на стоявшего Шелихона, – насчет прививки оспы американским народам. Да вот посмотри и остальное, – она протянула вошедшему обе записки.
Шелихов, пятясь к двери, вышел. Беседа с кабинет-секретарем, державшим перед собой записки Екатерины, продолжалась часа полтора. Он живо интересовался путешествием Шелихова на острова, но особенно иркутским житьем-бытьем и Якоби.
В подробной беседе с секретарем Григорий Иванович затронул еще два существеннейших для русских владений в Америке вопроса, прежде всего – о самостоятельном отдельном порте на Охотском море в устье реки Уды. Помимо преимуществ чисто морских, место это имело и особое торговое значение, создаваемое ежегодной в течение трех месяцев – августа, сентября и октября – оживленной пушной ярмаркой. Другим вопросом было дарование купеческим компаниям права самим заключать торговые связи и вести свободную торговлю с Японией, Китаем, Кореей, Индией, Филиппинскими и другими островами на Тихом океане.
От секретаря Шелихов узнал, что государыня действительно очень интересуется американскими делами и успехами русских промышленников и что «по случаю покушений со стороны английских торговцев и промышленников на производство торгу и промыслов звериных на Восточном море» с ее стороны английскому правительству давно уже сделано соответствующее представление.
Докладывая государыне о впечатлениях от своей беседы с Шелиховым и отдавая дань его уму и обширным познаниям в торговле, кабинет-секретарь, смеясь, сказал:
– Хитрый и умный мужик, из тех, про которых говорят: «глаза завидущие, руки загребущие»... Однако пользу государству может принести немалую.
– Надо подумать о награждениях ему и его компаниону, – заключила Екатерина.
Через три месяца Шелихов вершил дела уже у себя в Иркутске.
7. В ИЛИМСКЕ У РАДИЩЕВА
Недовольный, весь в пыли, облизывая сухие, потрескавшиеся губы и изнывая от жажды, Григорий Иванович Шелихов в жаркий июльский день 1792 года подъезжал к реке, направляясь к Илимску. С путешествием своим Шелихов сильно запоздал: надо было выехать еще весной, но он поджидал в Охотске приезда правителя североамериканских промыслов Деларова с докладом о делах вообще и в частности о первых шагах назначенного туда нового правителя Баранова. Только дождавшись Деларова, он смог отправиться на разведку причин исчезновения белки, улов которой в этом году составлял едва четыре-пять процентов улова предшествующего года. Это угрожало расстроить торг с Китаем через Кяхту. Прекращение его сильно било Григория Ивановича по карману.