Жюль Верн - Необыкновенные приключения экспедиции Барсака
— Однако, моя дорогая… — попытался ответить Аженор.
— Здесь нет никаких «однако»! — повелительно оборвала его Жанна. — Джордж невиновен, дядюшка!
— Однако…
Жанна выпрямилась с трепещущими от гнева ноздрями.
— Я вам говорю, племянник, — заявила она ледяным тоном, — что мой брат Джордж невиновен.
Аженор смирился.
— Да, это так, тетушка, — униженно согласился он.
С тех пор невиновность Джорджа стала признанным фактом, и Аженор де Сен-Берен не осмелился больше ее оспаривать. Больше того: утверждения Жанны оказали сильное влияние на его настроение. Если у него еще не было полной уверенности в невиновности мятежного капитана, то, по крайней мере, убежденность в его вине была поколеблена.
В продолжение следующих нескольких лет горячая вера Жанны продолжала укрепляться, но основана она была скорее на чувствах, чем на рассудке. Приобретя сторонника в лице племянника, она кое-чего добилась, но этого было мало. К чему провозглашать невиновность брата, если ее нельзя доказать?
После долгих размышлений ей показалось, что она нашла выход.
— Само собой разумеется, — сказала она в один прекрасный день Аженору, — недостаточно, чтобы мы с вами были убеждены в невиновности Джорджа.
— Да, моя дорогая, — согласился Аженор, который, впрочем, не чувствовал себя достаточно уверенным, чтобы возобновлять спор.
— Он был слишком умен, — продолжала Жанна, — чтобы допустить такую глупость, слишком горд, чтобы пасть так низко. Он слишком любил свою страну, чтобы ее предать.
— Это очевидно.
— Мы жили бок о бок. Я знала его мысли, как свои собственные. У него не было другого культа, кроме культа чести, другой любви, кроме любви к отцу, других честолюбивых помыслов, кроме славы отечества. И вы хотите, чтобы он задумал предательство обесчестил себя, став флибустьером[20], и покрыл позором и себя и семью? Скажите, вы этого хотите, Аженор?
— Я?! Да я ничего не хочу, тетушка, — запротестовал Аженор, рассудив, что будет благоразумнее сразу использовать это почтительное обращение, прежде чем его к этому призовут.
— Что вы на меня так смотрите своими большими круглыми глазами, точно никогда меня не видели! Вы прекрасно знаете, что такое гнусное намерение не могло зародиться в его мозгу! Если вы это знаете, говорите!
— Это не он виновен, несчастный!.. А те, кто выдумал эту легенду со всеми ее подробностями, негодяи!
— Бандиты!
— На каторгу их послать!
— Или повесить!..
— Вместе с теми газетчиками, которые распространяли лживые новости и стали, таким образом, причиной нашего отчаяния и позора!
— Да, эти газетчики! Повесить их! Расстрелять!
— Значит, вы наконец убедились?
— Абсолютно!
— Впрочем, хотела бы я посмотреть, как бы вы осмелились высказать на этот счет иное мнение, чем мое!
— Я не имею желания…
— В добрый час!.. Иначе, а вы меня знаете, я бы прогнала вас с глаз, и вы никогда в жизни меня не увидели бы…
— Сохрани меня Боже! — вскричал бедный Аженор, совершенно потрясенный такой ужасной угрозой.
Жанна сделала паузу и посмотрела на свою жертву краем глаза. Очевидно, она нашла ее в нужной форме, поскольку сразу же смягчила жестокость, скорее показную, нежели действительную, и продолжала более мягким тоном:
— Однако недостаточно, чтобы мы с вами были убеждены в невиновности Джорджа. Надо дать доказательства, вы понимаете, мой дорогой дядюшка?
При этом обращении физиономия Аженора расцвела. Гроза решительно прошла мимо.
— Это очевидно, — согласился он со вздохом облегчения.
— Без этого мы можем кричать на всех углах, что Джорджа осудили напрасно, но нам никто не поверит.
— Это очевидно, моя бедная крошка.
— Если мой отец, сам отец, принял на веру слухи, происхождения которых не знает, если он умирает от горя и стыда на наших глазах, не подвергнув сомнению отвратительных наветов, если он не вскричал, слыша обвинения против сына: «Вы лжете! Джордж не способен на такое преступление!», — то как хотим мы убедить чужих, не дав им неопровержимых доказательств невиновности моего брата?
— Это ясно как день, — одобрил Аженор, почесывая подбородок. — Но вот… эти доказательства… Где их найти?
— Не здесь, конечно… — Жанна сделала паузу и прибавила вполголоса: — В другом месте, быть может…
— В другом? Где же, мое дорогое дитя?
— Там, где произошла драма. В Кубо.
— В Кубо?
— Да, в Кубо. Там находится могила Джорджа, потому что он там умер, судя по рассказам, и если это не так, станет ясно, какой смертью он умер. Затем нужно найти людей, переживших драму. Джордж командовал многочисленным отрядом. Невозможно, чтобы они все исчезли… Нужно допросить свидетелей и через них выяснить истину.
Лицо Жанны озарялось по мере того, как она говорила, голос ее дрожал от сдерживаемого воодушевления.
— Ты права, девочка! — вскричал Аженор, незаметно попадая в расставленную ловушку.
Жанна приняла задорный вид.
— Ну, — сказала она, — раз я права, едем!
— Куда? — вскричал остолбеневший Аженор.
— В Кубо, дядюшка!
— В Кубо? Какого же черта ты хочешь послать в Кубо?
Жанна обвила руками шею Аженора.
— Вас, мой добрый дядюшка, — шепнула она нежно.
— Меня?!
Аженор высвободился. На этот раз он не на шутку рассердился.
— Ты с ума сошла! — запротестовал он, пытаясь уйти.
— Совсем нет! — ответила Жанна, преграждая ему дорогу. — Почему бы, в самом деле, вам не поехать в Кубо? Разве вы не любите путешествий?
— Я их ненавижу. Явиться на поезд в назначенный час — это свыше моих сил.
— А рыбная ловля, вы ее тоже ненавидите, не правда ли?
— Рыбная ловля?… Я не вижу…
— А что вы скажете о рыбе, выуженной из Нигера и положенной на сковородку? Вот это не банально! В Нигере пескари огромны, как акулы, а уклейки похожи на тунцов! И это вас не соблазняет?
— Я не говорю нет… Однако…
— Занимаясь рыбной ловлей, вы проведете расследование, допросите туземцев…
— А на каком языке? — насмешливо перебил Аженор. — Я не думаю, чтобы они говорили по-английски.
— И вот потому-то, — хладнокровно сказала Жанна, — лучше с ними говорить на языке бамбара![21]
— На бамбара? А разве я знаю бамбара?
— Так выучите его.
— В моем возрасте?
— Я же его выучила, а я ваша тетка!
— Ты! Ты говоришь на бамбара?
— Конечно. Послушайте только: «Джи докхо а бе на».
— Что это за тарабарщина?
