Николай Шпанов - Старая тетрадь
Все знали Свэна за неповоротливого даже ленивого увальня, не понимающего жизни, но тут он воспрянул духом и показал себя с неожиданной стороны. Его жизнь оказалась богатой настоящими приключениями и опытом. Он рассказал своим соседям по палате не меньше сотни интересных историй. Все они были несколько своеобразны. Героем в каждой из них был простой человек, добивающийся правды в этом мире, где найти ее не так-то просто. Все его герои сильно отдавали душком революции. Они высказывали идеи, о каких тут, на Свальбарде, знали только понаслышке, от людей, читавших газеты.
К концу второго месяца, чтоСвэн лежал в больнице, мир стало лихорадить от события, может быть, и не такого уж значительного, но привлекшего к себе внимание самых различных слоев общества: газеты мира были заполнены трагедией экипажа дирижабля «Италия», исчезнувшего в высоких широтах Арктики. Этой историей интересовались ученые, конструкторы, летчики, моряки, путешественники, радиотехники, искатели приключений и творцы сенсаций всякого рода — журналисты. Эхо этого события слышалось по всей Европе, от Москвы до Рима. К берегам Шпицбергена прибыли спасательные экспедиции из Италии, Швеции, Финляндии и Франции. Но попытки кораблей и самолетов снять остатки экипажа «Италия» с льдины, дрейфовавшей выше восемьдесят первого градуса Северной широты, были безуспешны. Единственным, кого удалось снять со льда шведскому летчику Лундборгу, был начальник экспедиции на «Италии» и конструктор самого дирижабля итальянский генерал Умберто Нобиле. При второй попытке сесть на льдину Лундборг разбил свой «Фоккер». Пропала в ледяной пустыне и пешеходная группа, давно уже отправившаяся к материку, чтобы дать знать о местонахождении потерпевших дирижаблекрушение. Эту группу, в составе итальянских морских офицеров Цаппи и Мариано, повел шведский физик Финн Мальмгрен. Они ушли к земле задолго до того, как юный советский радиолюбитель уловил в эфире сигналы бедствия Нобиле и первым дал миру координаты дрейфующей тюрьмы экипажа «Италия».
Одним словом, все в этой незадачливой экспедиции Нобиле казалось неудачным и загадочным — от причины гибели воздушного корабля до судьбы экипажа.
Свэн не позволял выключать в своей палате радиоприемник. Он внимательно выслушивал каждое слово, относящееся к экспедиции. Он прочитывал своим соседям вслух все, что писалось по этому поводу в приходивших с материка газетах. А писалось так много, что чтение продолжалось целыми днями. Но едва ли все писавшееся могло произвести такой фурор, какой произвело известие о выходе в море из советского порта Ленинград ледокола «Красин» с целью найти экипаж «Италии». С этого дня количество написанного по поводу экспедиции Нобиле и попыток ее спасения удвоилось. К прежним задачам журналистов прибавилась новая: доказать, что советская экспедиция обречена на заведомый неуспех. Удвоились и усилия всех остальных спасательных экспедиций, спешивших опередить советское судно.
Свэну удалось достать через врача географическую карту. По ней он следил теперь за движением советского судна.
Быть может, самым удивительным для всех, кто знал Свэна, было то, что по мере быстрого продвижения «Красина» на север повышалось настроение выздоравливавшего охотника. Подражая людям, заключавшим во всем цивилизованном мире пари за и против спасения пострадавших итальянцев и за успех той или иной экспедиции и против нее, население больницы стало развлекаться таким же образом. И тут, к общему изумлению, Свэн решительным тоном сделал свою ставку: два против одного за успех советских моряков. Это было сказано так уверенно, что ни у кого даже не хватило духу спорить. Да и народ тут лежал не тот, которому мог бы быть неприятен успех советского судна. Мало-помалу у идеи Свэна оказалось столько сторонников, что желающих ставить против него пришлось искать на стороне, за стенами больницы.
В воздух ежедневно поднимались летающие лодки итальянского асса Маддалены, летали на Север финны, шведы и французы; советский ледокол «Красин», дымя своими высокими трубами, пробивался на север, к группе Семи Островов. А ледовые условия, как назло, были в том году особенно тяжелы, и скоро от синьора Жудичи — итальянского журналиста на борту «Красина» — пришло известие: льды откусили «Красину» одну лопасть винта и сильно повредили перо руля. Шансы «Красина» на успех понизились.
Свэн не без удивления обнаружил интонации радости в этом сообщении, говорившем, что и шансов на спасение итальянских аэронавтов сделалось меньше. Но таков был со стороны европейского общественного мнения удивительный «интерес» к советской экспедиции, что даже самая цель ее как бы отошла на второй план. Вскоре стало известно, что тяжелые паки сковали «Красина» под восемьдесят первым градусом, и, может быть, сковали так, что ему не удастся вырваться, а его бортовой самолет с летчиком Борисом Чухновским потерпел аварию. Тогда буржуазная пресса окончательно поставила крест на этой экспедиции. И именно тут-то Свэн и заявил, что готов ставить теперь пять против одного за то, что советские моряки, именно они, а не кто-либо иной, спасут экипаж «Италии». Это заявление заставило врача посмотреть на своего пациента уже не только с удивлением, но и несколько подозрительно.
Каково же было торжество Свэна, когда радио принесло известие: «Красин» нашел и снял со льда считавшуюся пропавшей пешеходную группу Цаппи — Мариано. Через день стало известно и о том, что все остальные аэронавты находятся на борту «Красина». Левая пресса всего мира, забыв свое прохладное отношение к коммунистам, радостно подхватила это известие. А в Германии возникла даже целая политическая кампания под лозунгом «Ледоколы вместо броненосцев», имевшая целью помешать строительству так называемых «карманных» линкоров.
Подвиг советских моряков стал знаменем для всех, кому были дороги идеалы гуманности и интернационального братства простых людей.
И вдруг заголовки, каких еще не видели в газетах со дня гибели «Италии», перепоясали первые полосы: «Куда девался Мальмгрен? Не съели ли его спутники?»
Пораздумав над этой новой сенсацией, Свэн понял, что она пущена в ход, чтобы отвлечь внимание публики от подлинного политического смысла того, что делали советские моряки. Но, так или иначе, эта новая сенсация захватила умы всего мира. По мере того как с материка приходили газеты, Свэн снова прочитывал вслух все, что было написано по этому поводу. Но все было сбивчиво и неясно. «Съели — не съели» — стало злобой дня. Этого не могли решить, так как никому не удавалось поговорить с двумя участниками пешеходной группы Мальмгрена, находившимися в лазарете «Красина». Прошло немало дней, пока наконец пресса получила возможность опубликовать рассказ одного из двух итальянцев, капитана Цаппи, о том, что, по его мнению, случилось во льдах и почему, по его же словам, с ними не было ни самого Мальмгрена, ни каких-либо доказательств того, что с ним случилось.
