Тур Хейердал - Экспедиция "Кон-Тики"
Чем дальше, тем реже нам попадались индейцы, понимавшие по-испански, и скоро языковые познания Агурто оказались столь же бесполезными, как и наши. В горах тут и там кучками стояли хижины; сперва преобладали глинобитные, потом пошли сложенные из связок сухой травы. Казалось, и эти лачуги, и их загорелые, морщинистые обитатели выросли прямо из пропеченной солнцем земли. Они были так же неотделимы от скал и лугов, как здешняя трава. Горные индейцы не могли похвастаться ни большим богатством, ни высоким ростом, зато обладали силой и выносливостью лесного зверя и открытой детской душой сынов природы, и незнание языков с лихвой возмещалось улыбками. На кого ни посмотри — сияющее лицо, ослепительная улыбка. Вряд ли хоть один белый когда-либо разворачивал свой бизнес в этих краях. Ни одного рекламного щита, ни одного дорожного указателя, выбросишь на дорогу жестяную банку или клочок бумаги — их тут же подберут: пригодится в хозяйстве!
Вверх по голым, выжженным склонам, вниз в пустынные долины, где только песок да кактус, потом опять круто вверх до перевального гребня, где кругом лежал снег и дул такой леденящий ветер, что пришлось сбавить ход, чтобы не окоченеть. Сидя в одних рубашках, мы мечтали поскорее попасть в тропический лес. То и дело мы ехали прямо по осыпи и по кочкам, разыскивая следующий отрезок дороги. На западном склоне Анд, где горы круто спадают вниз к равнине, дорога была высечена в выветренной породе: узкий карниз — и пропасть. Оставалось только положиться на нашего друга Агурто, а он сонно навалился на руль и в самых опасных местах норовил проехать по краю. Вдруг в лицо нам дохнул мощный порыв ветра. Последний гребень, дальше обрыв, за обрывом спуск до самого леса, перепад — 4 тысячи метров. Но нам не пришлось полюбоваться захватывающим видом на зеленое море листвы: едва мы перевалили через гребень, как нас окутали плотные облака, словно пар из адского котла клубился над равниной. Мы стремительно мчались вниз, под уклон, петляя по ущельям и отрогам, а воздух становился все более теплым и влажным, и все сильнее насыщался тяжелым, одуряющим оранжерейным запахом тропического леса.
И вот начался дождь. Сначала мелкий и редкий, потом по джипу словно застучали барабанные палочки, а кругом по уступам побежали шоколадные ручьи. Мы не столько катили, сколько плыли под гору. Далеко позади остались высокогорные плато, мы очутились в совсем другом мире, стволы, и камни, и глинистые косогоры здесь покрывал сочный зеленый ковер. Торчали большие листья, дальше это были уже огромные зеленые зонты, с которых струйками сбегала вода. А затем показались разведчики дебрей — деревья с влажной бахромой и длинными бородами мха, с мокрыми гирляндами лиан. Всюду булькало, всюду журчало. И как только склон стал более отлогим, целая армия зеленых великанов обступила малютку джип, ныряющий из лужи в лужу. Вот он, тропический лес! Здесь было душно, сыро, воздух пропитался запахом зелени.
Уже затемно мы увидели на бугре кучку хижин, крытых пальмовыми листьями. Мокрые насквозь, мы бросили джип, чтобы ночь провести под крышей. Конечно, на нас набросились всякие кусачие твари, но они мигом захлебнулись под дождем на следующий день. Нагрузив джип бананами и другими южными фруктами, мы углублялись в дебри. Спуск продолжался, хотя нам казалось, что мы уже давно достигли дна зеленой пучины. И грязь все гуще, но это нас не смущало, а разбойники не показывались.
Только когда дорогу преградил прорывающийся сквозь лес широкий мутный поток, джип спасовал. Нет пути ни налево, ни направо, прочно застряли. На расчистке по соседству стояла хижина, и несколько метисов растягивали леопардовую шкуру на стене, освещенной солнцем, а по бобам какао, разложенным на земле для сушки, бродили, греясь в солнечных лучах, куры и собаки. Когда на расчистку въехал наш джип, сразу началось оживление. Говорящие по-испански рассказали нам, что река называется Паленке, а Киведо лежит на другом берегу, совсем близко. Моста нет, а река быстрая и глубокая, но они вызвались переправить нас ка плоту вместе с джипом.
Мы спустились на берег и увидели заветное творение. Суковатые бревна толщиной в руку или в ногу человека, связанные вместе лианами и бамбуковыми прутьями, составляли неказистый плот вдвое шире и длиннее нашего Джипа. Подсунув под каждое колесо по доске и затаив дыхание, мы въехали на плот. И хотя большинство бревен Ушло в мутную воду, они выдержали и нас, и джип, и еще вдобавок четырех полуголых смуглых перевозчиков, которые повели плот через реку, орудуя длинными шестами.
— Бальса? — в один голос спросили мы с Германом.
— Бальса, — кивнул один из парней и непочтительно пнул ногой бревно.
Течение быстро несло нас вниз, но парни знали свое Дело, и мало-помалу плот пересек стремнину и вошел в заводь у противоположного берега. Так состоялась наша первая встреча с бальсовым деревом и наше первое путешествие на бальсовом плоту. Мы пришвартовались, джип сполз на сушу, и мы торжествующе въехали в Киведо. Просмоленные деревянные домики в два ряда по бокам узкой улочки — вот и вся деревня. На крышах из пальмовых листьев неподвижно сидели грифы.
Все жители побросали свои дела, из окон и дверей буквально посыпались люди — черные и коричневые, молодые и старые. Гудящий голосами поток захлестнул наш джип. На джипе, под джипом, вокруг джипа толпились киведцы. Мы судорожно вцепились в свое имущество, Агурто лихорадочно крутил руль, но тут лопнула шина, и джип упал на колени. Мы добрались до Киведо, оставалось только терпеть, пока схлынет волна приветствий.
Участок дона Федерико находился несколько ниже по реке. Когда мы — Агурто, Герман и я — по тропинке между манговыми деревьями въехали во двор его усадьбы, навстречу нам выбежал старый костлявый лесовод и его племянник Анхело, который поселился здесь в глуши вместе с дядей. Мы передали привет от дона Густаво, и вот уже джип стоит на дворе один под ливнем, а в бунгало дона Федерико идет пир горой. Над очагом поджаривались поросята и цыплята, и мы, окружив блюдо с горой фруктов, изложили, зачем приехали. Сквозь сетки на открытых окнах проникали теснимые тропическим ливнем волны теплого воздуха, напоенного благоуханием цветов и запахом глины.
Дон Федерико заметно оживился, даже словно помолодел. Бальсовые плоты — да он знает их с тех пор, как под стол пешком ходил. Пятьдесят лет назад, когда он жил на побережье, индейцы из Перу еще приходили в Гуаякиль по морю на больших плотах, привозили рыбу на продажу. В бамбуковой хижине посредине плота лежало до двух тонн вяленой рыбы; ехали с женами, с детьми, да еще везли собак и кур. Их плоты были связаны из огромных бревен, сейчас из-за дождя такие стволы будет трудно найти. Грязь, вода, до бальсовой плантации даже верхом не доберешься. Но дон Федерико сделает все, что в его силах. Может быть, в лесу вокруг бунгало найдутся дикорастущие деревья, ведь нам не так много и нужно.
