Жюль Верн - Зимовка во льдах
— Я не ошибся, — сказал Пенеллан. — Вперед!
И он бросился бежать в том направлении, откуда доносились крики. Так он пробежал около двух миль. Каково же было его удивление, когда внезапно он увидел перед собой человека, лежащего на снегу. Пенеллан подбежал к лежавшему, приподнял ему голову и в ужасе поднял руки к небу.
В следующий миг подбежали Андрэ Васлинг и матросы.
— Это один из наших! Матрос Кортруа! — крикнул Васлинг.
— Он умер, — проговорил Пенеллан. — Замерз…
Когда подошли Жан Корнбют и Мари, труп уже успел заледенеть. Все лица выражали отчаяние. Погибший был одним из спутников Луи Корнбюта!
— Вперед! — крикнул Пенеллан.
Еще полчаса путники шли в мрачном молчании. Но вот вдалеке показалось какое-то возвышение, очевидно, то была земля.
— Это остров Шаннон, — заявил Жан Корнбют.
Пройдя еще милю, они увидели дымок, поднимавшийся над снежной хижиной. Вскоре можно было разглядеть в стене хижины деревянную дверь. Тут все стали громко кричать. На их крики из хижины выбежали двое мужчин. Пенеллан сразу узнал Пьера Нукэ.
— Пьер! — воскликнул он.
Нукэ стоял в каком-то странном оцепенении, как будто не понимая, что происходит вокруг него.
Андрэ Васлинг с беспокойством всматривался в спутника Пьера Нукэ; в глазах его блеснула радость: это не был Луи Корнбют.
— Пьер! Это я! — кричал Пенеллан. — Посмотри, здесь твои друзья! Наконец Пьер Нукэ опомнился и в порыве радости бросился в объятия своего старого товарища.
— А мой сын? А Луи? — вскричал Жан Корнбют, и в голосе его прозвучала смертельная тревога.
12. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА КОРАБЛЬ
В этот момент из хижины вышел человек. Пошатываясь от слабости, он побрел по снегу навстречу путникам, у него был вид умирающего. Это был Луи Корнбют.
— Сын мой!
— Любимый мой!
Эти два восклицания раздались одновременно. Луи Корнбют упал без сознания, но Жан Корнбют и молодая девушка успели его подхватить и, втащив Луи в хижину, привели его в чувство.
— Отец! Мари! — пробормотал Луи Корнбют. — Все-таки я увидел вас перед смертью.
— Ты не умрешь! — сказал Пенеллан. — Ведь с тобой друзья.
Как видно, Андрэ Васлинг крепко ненавидел Луи Корнбюта, он даже не протянул ему руки.
Пьер Нукэ не помнил себя от радости. Он обнимал всех подряд. Затем он подбросил в печку дров, и вскоре в помещении стало значительно теплее.
В хижине находились еще двое незнакомцев. Это были норвежские матросы, Джокки и Харминг, только они и уцелели из экипажа «Фрейерна».
— Друзья мои! Так, значит, мы спасены, — проговорил Луи Корнбют. — Отец! Мари! Сколько лишений вам пришлось перенести, дорогие мои!
— Мы ничуть не жалеем об этом, Луи, — ответил Жан Корнбют. — Ты знаешь, твой бриг «Юный смельчак» прочно засел во льдах милях в шестидесяти отсюда. Мы вернемся туда все вместе.
— То-то обрадуется Кортруа! Он скоро вернется, — оказал Пьер Нукэ.
Слова его были встречены гробовым молчанием. Затем Пенеллан сообщил Пьеру Нукэ и Луи Корнбюту о гибели их товарища, которого они нашли замерзшим на снегу.
— Знаете что, друзья мои, — сказал Пенеллан. — Нам придется обождать, пока спадут морозы. Есть у вас провизия и топливо?
— Пока что есть. Мы топим печку обломками «Фрейерна».
Оказывается, шхуну «Фрейерн» отнесло в сторону острова Шаннон. Затем корабль был раздавлен плавучими льдами, и потерпевшие крушение вместе с обломками шхуны были выброшены на восточное побережье острова; из этих обломков они и построили себе хижину.
В живых остались только пять человек: Луи Корнбют, Кортруа, Пьер Нукэ, Джокки и Херминг. Остальные матросы, пересевшие с корабля на шлюпку, погибли.
Когда Луи Корнбют увидал, что льды, среди которых он очутился, начинают смыкаться со всех сторон, он стал энергично готовиться к зимовке. Луи отличался незаурядным мужеством и предприимчивостью. И все-таки организм его не выдержал лютого полярного климата, и когда отец, наконец, разыскал его, молодой человек был на волосок от смерти. Все это время ему приходилось не только бороться с бурями и холодами, но и преодолевать сопротивление норвежских матросов, которые относились к Луи враждебно, хотя и были обязаны ему жизнью. Этим грубым существам были недоступны человеческие чувства.
Отозвав в сторону Пенеллана, Луи Корнбют посоветовал ему остерегаться норвежцев. Пенеллан в свою очередь рассказал ему о поведении Андрэ Васлинга. Луи не верил своим ушам, он не ожидал от Васлинга такого коварства и был потрясен рассказом старого рулевого.
Этот радостный день был посвящен отдыху. Не отходя от дому (удаляться от него было опасно), Фидель Мизон и Пьер Нукэ подстрелили несколько морских птиц. Свежее мясо и тепло очага, куда беспрерывно подбрасывали дрова, быстро вернули силы самым больным и слабым. Даже Луи Корнбют почувствовал себя значительно лучше. То была первая радость, которую довелось испытать этим славным людям за все время путешествия. В жалкой хижине, затерянной среди льдов, в шестистах лье от побережья Северного моря, был настоящий праздник. Позабыли даже о жестоком тридцатиградусном морозе.
Холода стали спадать, когда луна во вторую половину месяца пошла на убыль. Только 17 ноября, то есть через восемь дней после встречи с Луи, можно было выступить в путь. Правда, луны не было на небе, и приходилось идти при свете звезд, но значительно потеплело и даже выпало немного снега.
Перед тем как покинуть эти места, похоронили беднягу Кортруа. С тяжелым чувством совершили зимовщики этот печальный обряд.
Для перевозки провизии Мизон соорудил сани, вытащив доски из стен хижины. Сани тащили поочередно. Жан Корнбют повел отряд по прежнему пути. Во время остановок поспешно разбивали лагерь. Жан Корнбют надеялся разыскать оставленные им склады провизии, которые теперь были бы как нельзя более кстати — ведь приходилось кормить еще четырех человек.
Благодаря счастливой случайности Жан Корнбют нашел сани: они застряли в сугробе недалеко от мыса, возле которого разыгралась катастрофа. Изголодавшиеся собаки сначала изгрызли ременную упряжь, а затем принялись за уложенные в санях продукты. Благодаря этому они уцелели. В санях еще оставалось порядочное количество провизии.
Собак запрягли в сани, и маленький отряд тронулся дальше. Никаких особых происшествий на протяжении дальнейшего пути не было. Но вскоре заметили, что Опик, Андрэ Васлинг и норвежцы держатся особняком и перешептываются между собой. За ними стали незаметно наблюдать. Поведение их беспокоило Луи Корнбюта и Пенеллана, — дело пахло бунтом.
