Николай Ломакин - Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник)
Михаил Строгов, может, до этого момента и подумывал ускользнуть в степь, но когда трезво изучил ситуацию, понял, что в этих условиях план побега вряд ли выполним, и, не желая ничего испортить, предпочел выждать.
Следующую ночь пленникам пришлось провести на берегу Томи. Дело в том, что эмир перенес вступление своих войск в Томск на день позже. Он решил ознаменовать военным парадом перемещение в столь значительный город своей штаб-квартиры. Феофар-хан уже занял томскую крепость, но большая часть его воинства разместилась за стенами в ожидании момента торжественного марша в город.
Иван Огаров оставил эмира в Томске, куда они оба въехали накануне, и вернулся в лагерь, раскинутый у Зеледеева. Отсюда он должен был выступить на следующий день с арьергардом ханской армии. Дом, где ему предстояло переночевать, уже приготовили. На восходе солнца пехота и кавалерия под его командованием двинулись к Томску, где эмир желал устроить им пышную встречу во вкусе азиатских властителей.
Когда привал был организован, узники, изнуренные тремя днями пути и обжигающим зноем, смогли, наконец, утолить жажду и хоть немного перевести дух.
Солнце уже село, наступали сумерки, но горизонт еще сиял меркнущим светом, когда Марфа Строгова, поддерживаемая Надей, спустилась к Томи. До этой минуты им было не пробиться к воде сквозь тесные ряды тех, кто там толпился, а теперь пришла их очередь.
Старая сибирячка склонилась к прохладным струям, а Надя, опустив туда руку, поднесла к ее губам ладонь, полную воды. Эта благодетельная влага возвращала к жизни их обеих, девушку и старуху.
Они уже повернулись, собираясь отойти от берега, как вдруг Надя резко выпрямилась. Невольный крик вырвался из ее уст.
Михаил Строгов здесь, всего в нескольких шагах от нее! Да, это был он!.. Последние лучи гаснувшего дня еще достаточно ясно освещали его!
Услышав голос Нади, Михаил вздрогнул… Но его самообладания еще хватило на то, чтобы ни единым словом не выдать себя.
Но тут рядом с Надей он увидел свою мать!
При этой внезапной встрече он, чувствуя, что больше не владеет собой, прикрыл рукой глаза и быстро зашагал прочь.
Надя чуть не бросилась вслед за ним, но старая сибирячка шепнула ей на ухо:
– Останься здесь, дитя мое!
– Это он! – пролепетала Надя сдавленным от волнения голосом. – Он жив, матушка! Это он!
– Да, это мой сын, Михаил Строгов, – отвечала Марфа. – Но, как видишь, я и шага не сделала к нему! Поступай также, моя девочка!
Михаил же только что пережил одно из сильнейших потрясений, какие способен вынести смертный. Его мать и Надя здесь! Две пленницы, образы которых почти слились воедино в его сердце! В общей беде Бог привел их друг к другу! Итак, Надя узнала, кто он? Нет, он успел заметить жест Марфы, удержавшей девушку, когда та хотела броситься к нему! Значит, мать все поняла и сохранила тайну сына.
За ту ночь Михаил раз двадцать был готов устремиться на поиски матери, но он сознавал, что обязан подавить огромное желание заключить ее в объятия, еще раз пожать руку своей юной спутнице! Малейшая неосторожность могла погубить его. К тому же он ведь давал клятву, что не встретится с матерью… да, он не увидит ее, добровольно откажется от встречи! Раз невозможно бежать нынче же ночью, он сделает это, как только прибудет в Томск. В этих двух существах сосредоточена вся его жизнь, но он затеряется в степи, так и не прижав их к сердцу, он бросит их на произвол стольких невзгод!
Итак, Михаил надеялся, что эта новая встреча посреди лагеря у Зеледеева не повлечет за собой губительных последствий ни для матери, ни для него самого. Но он не знал, что некоторые подробности этой сцены, как бы мимолетны они ни были, не укрылись от глаз Сангарры, шпионки Ивана Огарова. Цыганка была там, на берегу, всего в нескольких шагах. Она, как всегда, глаз не спускала со старой сибирячки, а та знать не знала об этой слежке. Приметить Михаила Строгова Сангарра не успела: когда она оглянулась, он уже скрылся из виду. Но жест матери, удержавшей Надю, она заметила, а молния, сверкнувшая в глазах Марфы, лучше любых слов сказала ей все.
Отныне сомнений не осталось: сын Марфы Строговой, царский курьер, в настоящее время находится в Зеледееве среди пленников Ивана Огарова!
Сангарра была убеждена, что он здесь, хоть и не знала его! Поэтому она не пыталась его разыскивать, да и кого найдешь темной ночью в такой многолюдной толпе?
Дальнейшая слежка за Надей и Марфой Строговой также стала бесполезной. Было очевидно, что эти женщины держатся настороже, бессмысленно ждать, не совершат ли они какой-нибудь промах, который поставит под удар царского фельдъегеря.
Теперь цыганку заботило одно: как бы поскорее известить Ивана Огарова. Поэтому она тотчас покинула лагерь пленных. Через четверть часа она уже была в Зеледееве. Ее провели в дом, который занимал сподвижник эмира.
Иван Огаров принял цыганку без промедления.
– Что тебе нужно, Сангарра? – спросил он.
– Сын Марфы Строговой в лагере! – объявила она.
– Среди пленных?
– Да, он в плену.
– Ах! – вскричал Иван Огаров. – Теперь-то я выведаю…
– Ты ничего не выведаешь, Иван, – возразила цыганка. – Ведь ты его даже не видел.
– Но ты же знаешь его! Ты его видела, Сангарра!
– Я не видела его, но я подстерегла его мать: у нее вырвалось одно движение, которым она себя выдала. Я сразу все поняла!
– И ты уверена, что не ошиблась?
– Уверена.
– Ты знаешь, как для меня важно арестовать этого курьера, – напомнил Иван Огаров. – Если письмо, которое ему вручили в Москве, дойдет до Иркутска и попадет в руки великого князя, он будет настороже, мне тогда до него не добраться! Это письмо я должен получить любой ценой! А тут ты приходишь и заявляешь, что курьер, везущий его, в моей власти! Еще раз спрашиваю тебе, Сангарра: все точно, ты не ошиблась?
Огаров произнес эти слова с большим напором. Видно, ему и впрямь крайне важно было завладеть тем письмом – его возбуждение говорило об этом. Однако Сангарру нисколько не смутила настойчивость, с какой он уточнил свой вопрос. Она ответила невозмутимо:
– Я не ошибаюсь, Иван.
– Но послушай, Сангарра, в лагере несколько тысяч пленных, а ты сама говоришь, что не видела Михаила Строгова!
– Да, – отвечала цыганка, и дикая радость вспыхнула в ее глазах, – я его не знаю, но его мать знает! Иван, нам придется заставить ее говорить!
– Что ж, завтра она заговорит! – воскликнул Огаров.
Затем он протянул цыганке руку, и та ее поцеловала, однако в этом почтительном жесте, который в обычае у северных племен, не было ни тени пресмыкательства.
