Луи Буссенар - Охотники за каучуком
Вслед за музыкантами показался человек, с ног до головы обвешанный стеклянными бусами. Украшения были везде: на плечах, на поясе, на шее. Голову индейца венчала корона из золотисто-желтых перьев, посреди которой красовались два длиннющих пунцовых пера.
Это, без сомнений, был вождь племени.
За ним шел еще один звеневший ожерельями человек с меньшим количеством украшений и более короткими перьями в голубой короне.
Очевидно, второй был помощником вождя.
Следом шествовал пожилой человечек в умопомрачительном одеянии, таком просторном, что он тонул в нем с головы до ног. С каждым шагом одеяние шелестело и звенело, и было отчего.
На спине у человечка красовалось нечто, отдаленно напоминавшее пальто из крокодиловой кожи. То есть даже не из кожи, а из целого крокодила. Голова его, мастерски высушенная, служила старику головным убором, а хвост волочился сзади по земле. Остальные детали костюма состояли из многочисленных ожерелий. Каких зубов тут только не было — всех видов, размеров и форм. Погремушки — хвосты гремучих змей. Когти ягуара. Хвосты обезьян-ревунов. Шкурки пальмовой крысы. Медные браслеты и многое, многое другое.
Человек с лицом жестоким и коварным держал в руке длинную кость с просверленными дырочками. Время от времени он дул в нее, извлекая протяжные звуки.
С первого же взгляда можно было безошибочно утверждать, что кость эта некогда принадлежала человеку. Тибиас — легендарная флейта канаемес.
Лукавый старик в причудливом наряде — колдун племени.
Индейцы, сопровождавшие живописную компанию, выглядели просто и одеты были скромно: набедренные повязки и ожерелья из стекляшек и зубов какого-то животного. Каждый держал в руке лук и стрелы с бамбуковыми наконечниками. У некоторых можно было заметить сарбаканы.
У всех, кроме колдуна, лица и тела были ярко разукрашены. Прямые и изогнутые линии, круги, ромбы — черные, желтые, белые и красные. Раскраска придавала индейцам вид одновременно забавный и устрашающий, отталкивающий.
Ноги до самых колен дикари выкрасили в ярко-красный цвет, будто они только и знали, что шлепали по лужам крови.
Индейцев насчитывалось человек тридцать. Они двигались в строгом порядке, не переговариваясь и вообще не издавая никаких звуков, кроме режущего слух пения флейт. Шли, образуя правильный круг, посреди которого и оказались четверо путешественников. По команде вождя строй замер.
Наши герои едва успели прийти в себя, вырвавшись из лап смерти, и теперь с ужасом наблюдали странный спектакль, видя, что кошмар продолжается и неизвестно, чем еще кончится для них день.
Обе стороны напряженно молчали, внимательно разглядывая друг друга. Никто, казалось, не намеревался заговорить первым.
Маркиз вспоминал о своих театральных похождениях и не мог отыскать в памяти ничего, что сравнилось бы с увиденным по красочности и точности мизансцены.
— Да, — протянул он низким голосом, — великолепный маневр! Какая отточенность, какой тренинг! Надо отдать должное их главарю. А что вы скажете о гриме, месье Шарль?
Обстоятельства вовсе не располагали к шуткам. Однако молодой человек не смог сдержать улыбки в ответ на замечание Маркиза.
Несколько слов, брошенные в тишину, нарушили ее чары.
Вождь поборол наконец удивление при виде белых (очевидно, дикарям не часто случалось встречаться с ними), откашлялся, переглянулся с колдуном и сказал что-то на непонятном наречии.
— Дьявол! — пробормотал Шарль. — Это усложняет дело. Приятного мало. Вы что-нибудь разобрали, Хозе?
— Ни слова, сеньор.
— Досадно.
Потом, как бы спохватившись, молодой человек обратился к индейцам, по-прежнему неподвижно стоявшим вокруг:
— Кто-нибудь из вас говорит на местном языке?
— Я, — неприятным, носовым голосом отозвался колдун, будто он страдал хроническим насморком. — Если белый знает этот язык, я могу с ним говорить.
— Хорошо! В таком случае скажи, старик, о чем вождь меня спросил?
— Он хочет знать, кто вы такие.
— Мы — путешественники, друзья краснокожих. Белые, как видишь.
— Но только не этот. — Колдун указал на Хозе.
— Он наполовину белый… Но какое это имеет значение? Он — наш друг, наш брат.
Колдун перевел сказанное вождю. Тот сердито выругался.
— Что вы здесь делаете? — поинтересовался старик после долгой паузы.
— Возвращаемся домой.
— Куда?
— В Боа-Виста.
Вновь долгая пауза.
Индейцы Южной Америки не блещут красноречием. Им неведомы красивые закругленные фразы, витиеватые метафоры, мудреные и выспренние обороты, столь привычные для жителей Севера.
Южане едва способны ответить на заданный вопрос. Ум их примитивен и не развит. Самая простая фраза представляет для них невероятные трудности.
«Да», «нет», «может быть» или «я не знаю». Таков обычный лексикон индейца.
Можно себе представить, насколько сложно спрашивать, если ты почти не в состоянии отвечать на поставленный вопрос. Это целое искусство. Не каждому дано превзойти его.
Однако колдун отличался от остальных. Он оказался более разговорчив.
— У белых есть жемчуг? — произнес старик после минутного раздумья. — Мне нужен жемчуг.
— У нас больше нет жемчуга… Индейцы, сопровождавшие нас в походе, сбежали и украли все, что предназначалось тебе и твоим людям, — отвечал Шарль.
— Какие еще индейцы?
— Аторрадис.
— Белые и полубелый глупее попугая, если доверились аторрадис, — покачал головой колдун. — На них нельзя положиться. Значит, у белых нет жемчуга, нет ожерелий… Ничего нет?
— Ничего! Если хочешь вернуть то, что аторрадис украли, нужно послать погоню.
— Что скажешь? — обратился к колдуну вождь на языке племени.
— Аторрадис далеко, а может быть, белые лгут. Лучше отвести их в деревню.
— Зачем?
— Люди никогда не видели белых. Ни у одного колдуна не было еще флейты из кости белого человека.
— Верно.
— Приведем их в деревню, убьем и сделаем флейты из больших костей. Все будут завидовать. Ни у одного окрестного племени нет такого. Мы, ширикумас, будем единственными. Колдун ширикумас станет самым могущественным в округе.
— Ты прав, Жакаре.
Никто из белых не мог понять ни слова из зловещего диалога и потому не предполагал, какая опасность нависла над ними.
Друзья надеялись, что нечаянная встреча не принесет особенных неприятностей, что эти индейцы столь же безобидны, как и другие, которых приходилось видеть до сих пор, и что можно рассчитывать на более или менее сердечный прием. Думали даже, что удастся договориться о кое-каком продовольствии.
