Жюль Верн - История великих путешествий. Том 3. Путешественники XIX века
Итак, с 26 февраля до 5 марта Дюрвиль находился в виду берега, шел вдоль него на близком расстоянии, но из-за непрекращавшихся туманов и дождей не мог двигаться по своему желанию. Однако все свидетельствовало о бесспорном потеплении; в полдень температура повышалась до 5° выше нуля; повсюду по льду текли струйки воды, крупные глыбы льда отрывались и с ужасающим грохотом падали в море; наконец, все время дул сильный западный ветер.
Именно из-за ветра Дюрвиль не смог продолжать свои исследования. Море было очень бурным, часто шли дожди, туман не рассеивался. Мореплавателям пришлось уйти от этого опасного берега и направиться к северу; начиная со следующего дня, они приступили к съемке самых западных из Южных Шетландских островов.
После того Дюрвиль взял курс к бухте Консепсьон. Переход был очень тяжелым, так как, несмотря на все принятые меры предосторожности, экипаж обоих корветов, и в особенности «Зеле», неимоверно страдал от цинги. Во время этого плавания Дюрвиль произвел измерения высоты волн; они послужили ответом на упреки в баснословном преувеличении, которые делались ему после того, как он сообщил о виденных им на банке Агульяс стофутовых волнах.
Для того чтобы не могли усомниться в правдивости результатов новых наблюдений, Дюрвиль с помощью своих офицеров измерил волны, высота которых по вертикали равнялась одиннадцати с половиной метрам и которые имели от гребня до подошвы не менее шестидесяти метров[796], что дает общую длину отдельной волны в сто двадцать метров. Эти измерения опровергли иронические замечания Араго, который, сидя у себя в кабинете не допускал мысли, чтобы волна могла подняться выше пяти-шести метров. Не приходится ни минуты сомневаться в правильности измерений, произведенных мореплавателями на месте, хотя бы их результаты противоречили мнению знаменитого, но небеспристрастного физика.
Седьмого апреля 1838 года оба корвета бросили якорь в бухте Талькауано. Здесь моряков ждал отдых, в котором особенно нуждались сорок больных цингой с «Зеле». Оттуда Дюрвиль направился в Вальпараисо; затем он пересек всю Океанию и 1 января 1839 года бросил якорь у Гуама; после этого он побывал в Малайском архипелаге, в октябре прибыл в Батавию, затем достиг Тасмании, а оттуда 1 января 1840 года вышел в новую экспедицию в Антарктику.
В то время Дюрвиль не знал ни о путешествии Баллени, ни об открытии Берега Сабрина. В его намерения входило только совершить рейс к югу от Тасмании, чтобы установить, на какой широте встретятся льды. Пространство между 120° и 160° восточной долготы не было еще исследовано, думал он. Здесь можно рассчитывать сделать какие-нибудь открытия.
Сначала плавание протекало при самых неблагоприятных условиях. Волнение было очень сильное, течения шли на восток, состояние здоровья команды оставляло желать много лучшего, а между тем уже на 58-й параллели все предвещало близость сплошного льда.
Вскоре стало очень холодно; ветер дул теперь с запад-северо-запада, и море утихло — почти верный признак близости или земли, или сплошного льда. Дюрвиль склонялся скорее к первому из этих предположений, так как встречавшиеся ледяные поля были очень большие и вряд ли могли образоваться в открытом море. 18 января корабли достигли 64-й параллели, и вскоре стали попадаться громадные остроконечные айсберги, высота которых составляла от тридцати до сорока метров, а длина превышала тысячу метров.
На следующий день, 19 января 1840 года, мореплаватели увидели землю, получившую название Земли Адели. Солнце было жгучее, и казалось, что повсюду льдины разрушаются: многочисленные ручьи появлялись на их вершинах и стекали водопадами в море. Земля имела однообразный вид; покрытая снегом, она тянулась с востока на запад, полого понижаясь к морю. 21-го ветер позволил обоим кораблям приблизиться к земле. Тогда сразу же стали видны глубокие ложбины, которые были прорыты образовавшимися от таяния снегов потоками.
По мере дальнейшего продвижения плавание становилось все более опасным. Айсбергов было столько, что между ними едва оставался проход достаточной ширины, чтобы корветы могли маневрировать.
«Их отвесные стены были намного выше нашего рангоута, — рассказывает Дюрвиль, — они возвышались над кораблями, казавшимися до смешного маленькими по сравнению с этими громадинами. Зрелище, открывавшееся перед нашим взором, производило одновременно грандиозное и устрашающее впечатление. Можно было подумать, что мы находимся на узких улицах какого-то города великанов».
Вскоре корветы вошли в обширный водоем, образованный берегом и айсбергами, которые они только что обогнули. Земля простиралась, насколько хватало взора, на юго-восток и северо-запад. Она возвышалась примерно на тысячу-тысячу двести метров, но нигде не видно было резко выступающих вершин. Наконец среди огромной снежной равнины показалось несколько скал. Оба капитана немедленно снарядили шлюпки, дав задание собрать вещественные доказательства сделанного открытия. Вот что рассказывает один из офицеров, по фамилии Дюбузе, принимавший участие в этой исторической высадке:
«Было около девяти часов, когда, к великой нашей радости, мы сошли на землю в западной части самого западного и самого высокого островка. Шлюпка с "Астролябии" подошла раньше нас; прибывшие в ней люди уже карабкались по крутым склонам утесов. Они согнали с места пингвинов, весьма изумившихся тому, что их так грубо лишили владения островом, где они до сих пор были единственными обитателями… Я немедленно отправил одного из матросов водрузить трехцветный флаг на этой земле, которой не видел и на которую не ступал до нас ни один человек… Животное царство представлено здесь одними только пингвинами. Несмотря на все наши поиски, мы не обнаружили ни одной ракушки. Утесы были совершенно голые, и мы не заметили на них даже следов лишайников. Пришлось удовлетвориться царством минералов. Каждый из нас вооружился молотком и принялся отбивать образцы от скал. Но они оказались гранитными и такими твердыми, что нам удалось отбить лишь мелкие куски. К счастью, обходя центральную высокую часть острова, матросы обнаружили крупные обломки горных пород, отторгнутые морозами, и погрузили их в шлюпки. Рассмотрев внимательно эти обломки, я обнаружил их полное сходство с мелкими кусками гнейса[797], которые мы нашли в желудке убитого накануне пингвина. Островок, где мы высадились, входил в состав группы из восьми или десяти маленьких островов, имевших закругленные вершины и очень похожих друг на друга по своей форме. Эти острова лежат на расстоянии 500-600 метров от ближайшего берега. На нем мы видели много совершенно голых вершин и мыс, основание которого также не было покрыто снегом… Все эти островки, расположенные очень близко один от другого, составляли, по-видимому, непрерывную цепь, тянувшуюся с востока на запад параллельно берегу».
