Жюль Верн - Кораблекрушение «Джонатана»
Один из них, хотя и мог силой убеждения довести слушателей до безумия и насильственных действий, оставался совершенно безобидной личностью. Другой же несомненно был опасным человеком.
Дорик проповедовал равенство, но делал это так, что не находил последователей. Все его помыслы были направлены не на облегчение жизни неимущих, а на попытки проникнуть в высшие сферы общества. Жалкая участь подавляющего большинства человечества не вызывала у него ни малейшего сочувствия. Но сознание того, что ничтожная кучка богачей занимает более высокое социальное положение, чем он сам, заставляла Льюиса Дорика содрогаться от зависти.
Попытки образумить его не приводили к добру. Дорик сразу становился заклятым врагом всякого, кто пытался ему противоречить, и даже по отношению к самому кроткому противнику в споре способен был прибегнуть к насилию и убийству.
От этого уязвленного самолюбия и проистекали все его несчастья. В бытность свою преподавателем литературы и истории Дорик на занятиях не мог удержаться от изложения теорий, не имевших ничего общего с литературой. Он настойчиво проповедовал свои анархистские принципы, но высказывал их не в форме чисто теоретической дискуссии, а в виде категорических утверждений, которые все слушатели должны были принимать беспрекословно.
Такое поведение не замедлило принести свои плоды. Дорика уволили, и ему пришлось искать другое место Но и в дальнейшем те же причины приводили к аналогичным последствиям. И на новом месте ему тоже вскоре отказали от должности, и на следующих повторилась обычная история, пока он окончательно не потерял доступ в учебные заведения. Вот таким образом бывший преподаватель, выброшенный на улицу и превратившийся в эмигранта, очутился на борту «Джонатана».
В пути Боваль и Дорик вербовали приверженцев. Один использовал собственное красноречие, не охлажденное критическим отношением к излагаемым идеям, другой — силу авторитета, свойственную человеку, убежденному в своей абсолютной правоте. Внешне оба сохраняли дружелюбные отношения, но в их сердцах глухо клокотала взаимная ненависть.
Едва ступив на берег острова Осте, Боваль решил, не теряя ни минуты, добиться превосходства над соперником. Улучив благоприятный момент, он взобрался на «трибуну» и произнес уже известную читателю речь. Тот факт, что доводы его не восторжествовали, не имел для него особого значения. Главное, что он оказался центральной фигурой.
Пока Кау-джер разговаривал с Хартлпулом, Гарри Родс продолжал:
— Поскольку предложение принято, надо поручить кому-нибудь из нас руководство работами. Разгрузить корабль в три с половиной тысячи тонн — нелегкая задача. Для этого нужна сноровка. Что вы скажете, если мы попросим руководить этим делом боцмана, господина Хартлпула? Пусть он распределит между нами работы и покажет, как лучше их выполнить. Кто согласен, поднимите руку.
Почти все подняли руку.
— Значит, договорились, — сказал Гарри Родс и обратился к боцману: — Каковы будут ваши распоряжения?
— Всем — завтракать, — коротко ответил Хартлпул. — Перед работой надо подкрепиться.
Эмигранты беспорядочной толпой устремились на корабль, где матросы роздали им консервы. Тем временем Хартлпул, отозвав в сторону Кау-джера, сказал ему с озабоченным видом:
— С вашего разрешения, сударь, осмелюсь утверждать, что я — опытный моряк. Но надо мною всегда стоял капитан.
— Что вы хотите этим сказать? — осведомился Кау-джер.
— А то, — ответил боцман, с лица которого не сходило выражение тревоги, — что я могу похвастаться точным выполнением любого приказа, но инициатива — не моя стихия. Крепко держать руль — сколько угодно. Но прокладывать курс — не берусь.
Кау-джер пристально взглянул на собеседника.
— Иначе говоря, вы охотно возглавите работы, но вам хотелось бы предварительно получить некоторые общие указания?
— Точно! — подтвердил Хартлпул.
— Ну что ж, нет ничего проще, — продолжал Кау-джер. — Каким количеством рабочих вы можете располагать?
— При отплытии из Сан-Франциско экипаж «Джонатана» состоял из тридцати четырех человек, включая личный состав, повара и двух юнг. На борту числилось тысяча сто девяносто пять пассажиров. Всего — тысяча двести двадцать девять человек. Но многие погибли.
— Число погибших мы уточним позднее. Теперь же будем исходить из того, что у нас приблизительно тысяча двести человек. Если не учитывать женщин и детей, остается примерно восемьсот мужчин. Разбейте их на два отряда. Двести человек останутся на судне и начнут поднимать груз из трюма на палубу. Остальные пойдут со мною в ближайший лес. Там мы срубим деревья, очистим стволы от сучьев, сложим их в два ряда, вдоль и поперек, и прочно перевяжем. Получится несколько плотов. Вы соедините их по краям так, чтобы образовалось некое подобие широкой дороги от корабля к берегу. Во время прилива плоты образуют своеобразный плавучий мост, а при отливе лягут на вершины рифов. Вам придется лишь укрепить их, чтобы они не сдвинулись с места. Таким способом и при таком количестве работников для разгрузки потребуется не более трех дней.
Хартлпул подчинился этим разумным распоряжениям и, как предсказал Кау-джер, весь груз с «Джонатана» уже к вечеру 19 марта доставили на берег и надежно укрыли от волн. Кстати, при проверке оказалось, что паровая лебедка не пострадала, и это значительно облегчило работу.
В то же самое время три плотника — Смит, Обар и Чарли — закончили ремонтировать шлюпку, и 19 марта она тоже была готова к спуску на воду.
Оставалось только выбрать делегата. Фердинанду Бовалю снова представился случай взойти на трибуну и добиваться доверия избирателей. Но ему решительно не везло! Хотя за него подали около полусотни голосов, а за Льюиса Дорика (который, впрочем, и не выставлял свою кандидатуру) вообще никто не голосовал, большинство выбрало делегатом некоего Жермена Ривьера, фермера франко-канадского происхождения, отца пятерых детей. В данном случае избиратели, по крайней мере, были уверены, что он не сбежит и вернется за семьей.
«Уэл-Киедж», управляемая Кароли, подняла парус утром 20 марта. Кау-джер и Хальг остались на острове Осте. Эмигранты же принялись за устройство временного лагеря. До возвращения шлюпки (то есть, примерно, на три недели) не имело смысла обосновываться по-настоящему. Поэтому решили не ставить сборных домов, а обойтись палатками, найденными в трюме корабля. К ним добавили еще запасные паруса, и это помогло укрыть не только пассажиров, но и наиболее ценную часть груза. Из кусков фальшборта устроили нечто вроде птичника, а из брусьев и канатов — загон для скота, доставленного с «Джонатана».
