Алексей Вышеславцев - Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.
19-го января доползли мы наконец до экватора. Переход отпраздновали как следует. Как нарочно, было воскресенье. Все флаги пошли на костюмы; около дымовой трубы был устроен трон, драпированный красными вымпелами. В четыре часа, при звуке барабана, бубна и гармоники, вызвавшем всех наверх, из кубрика потянулось шествие. Тут был и негр, совершенно голый, вымазавшийся сажей, с красною перевязью; был и турок, и русский мужик с медведем, который кувыркался и делал разные штуки под монотонный крик вожака; были и воины, и какой-то фантастический повар с чумичками и решетами; наконец сам Нептун, роль которого исполнял первый балагур клипера Худобин, и супруга его — кочегар Васька. При самой дикой музыке, обошла эта процессия весь клипер; наконец, Нептун уселся на трон, и вся пестрая свита окружила его. Сначала подводят к нему капитана, который платит только за клипер, потому что он уже переходил экватор; офицеры отплачиваются деньгами, которые собираются на особенном подносе. Все клянутся никогда не волочиться за законною женой моряка. Началась настоящая комедия, когда очередь дошла до матросов. На некоторых особенно изливалось нерасположение морского бога. Удар из помпы — нешуточная вещь. Поплатились тут так называемые чиновники, баталер, писаря и проч., народ, которого матросы обыкновенно не жалуют. Пациента держат человек шесть, и, не смотря ни на какие его усилия, воду непременно направят прямо в лицо и заставят порядочно наглотаться соленой воды. Окончили, конечно, самим Нептуном и его супругой, которые выдерживали роль свою с остроумием и находчивостью; им досталось чуть ли не больше всех. День кончился песнями и лишнею чаркой водки. С экватором кончились томительные штили и спал жар. Скоро мы почувствовали юго-восточный пассат, который и подгонял нас узла по 3 и по I в час. Мы держались бейдевинд. Небо прочищалось редко, только по ночам, когда всходила луна; но и тогда целые гряды облаков, одни под другими, пробегали с юга на север, держась больше восточной стороны. Луна, пробирающаяся сзади их, озаряет их полупрозрачные массы своим фантастическим светом; падучие звезды оставляют за собою длинный огненный путь. Новые для нас созвездия: Центавра, Корабля и Южного Креста, каждое с своим особым блеском. Mope почти не светится; кое-когда блеснет искра. Чаще стали попадаться птицы; дельфины стадами проходили около нас, как армии, тянулись, тянулись, и конца им не было; иногда у поверхности моря брызнет вырвавшийся наружу хвост, и от наступательного движения всей этой массы рыб делается зыбь в том направлении, куда идут они.
Остров Вознесения.
Наконец, 25 января, увидали остров Вознесения. К нам на клипер приехали два англичанина, один рыжий и с необыкновенно надутою физиономией. Под мышкой он пес с приличною важностью огромный пакет из холстины, где лежали бумаги для записывания тех сведений, которые они намеревался отобрать от нас.
Остров смотрел на нас голыми пиками, дальними возвышениями, a слева более отлогим берегом, состоявшим из набросанных камней и лавы. Нигде ни признака зелени; одна только высокая гора, стоящая посредине острова, как будто несколько зеленела своими склонами, почему, вероятно, она и названа Зеленою горой (Green Mountain). Впереди её стоят несколько пирамид темно-красного, сплошного цвета, точно пережженный кирпич. Между гор видны трещины, канавы, овраги; некоторые углубления подернуты сверху испарениями, которые, лениво расстилаясь, скрывают резкости выдававшихся камней. Везде скалы, камни; остров показался нам таким негостеприимным. Городок его, или, правильнее, колония Джордж-Таун состоит из нескольких казенных форменных строений: казарм, пакгауза и крепости, которые столпились на берегу неглубокой бухты. Песчаная отмель, резко отличающаяся своим светло-палевым цветом от темных скал и красно-бурых пиков. окаймляет бухту. Над городом поднимается конусообразная масса темно-кирпичного цвета, образуя довольно большую возвышенность, на вершине которой построен телеграф.
Остров заселен в 1815 году; здесь станция английских судов, идущих из Индии.
На другой день мы, конечно, отправились на берег, посмотреть на камни, походить по песку. Пристань устроена, по местности, довольно удобно, хотя это еще не значит, чтобы можно было во всякую погоду пристать здесь. Здесь разбить шлюпку о камни, говорят, так же возможно, как наесться, садясь обедать. В скале высечены ступеньки; часовой бросает сверху конец, и с помощью его, двух крюков и счастливого случая, можно вскочить на ступеньку и быть довольну, что прибой волны не выкупал с ног до головы. Едва мы поднялись на эти ступеньки, как горячий воздух пахнул на нас будто из печки; нога тонула в песке, ни одной травки, ни признака растительности, как будто люди поселились здесь внутри огромной печки, в которой прогорели дрова и сгребенный в пирамидальные кучи пепел очистил гладкое дно, где можно поставить и пирог, и горшок со щами. На пристани устроен кран; тут же в больших грудах, уложенный в порядке, кирпич к кирпичу, находился каменный уголь, пыль от которого разносилась далеко. Печальный остров!
Кроме казенных строений, в колонии есть церковь, несколько домиков и, главное, резервуар для воды, в которой на Вознесении большой недостаток. Единственный источник, сбегающий с Зеленой горы, проведен водопроводом в большую цистерну, и ключ от неё находится у губернатора. Все жители острова постоянно на водяной порции; каждый получает пять галлонов в день на все потребности, на приготовление пищи, стирку белья, умывание и питье. Кроме этого, из каждой водосточной трубы дождевая вода течет в небольшие резервуары, точно так же запертые.
Зеленая гора оказалась действительно зеленою; на ней разводят огороды, есть небольшой садик и госпиталь. Климат Вознесения считается не только здоровым, но и целительным. На Зеленую гору мы не поймали, потому что все лошади острова (а их не больше десятка) были заняты, a идти пешком шестнадцать миль по здешним пескам, почти под вертикально падающими лучами солнца, мы не решились.
На улице мы не встретили ни души; может быть, потому, что было воскресенье, день, который англичанин любит проводить дома. В стороне от официальных зданий лепились лачужки; около них бродили козы, утки и куры. Здесь почти каждое здание обнесено каменною галереей, так что солнце никогда не заглядывает внутрь комнат; все окна и двери настежь. Около одного домика, на внешней галерее, были расставлены в горшках цветы — единственная зелень, виденная мною вблизи на острове. И вдруг, на этом балконе, показалась молодая дама в голубеньком холстинковом пеньюаре в скоро скрылась. Это была тоже единственная дама на острове, и если б она не была женой г. Элиота, капитана сухопутных сил Вознесения, то я имел бы полное право сказать:
