Луи Буссенар - Приключения знаменитых первопроходцев. Африка
Несмотря на болезнь, капитан отправился в дорогу. Между Фоллоной и государством Конг он встретил реку, которая текла на юг. Вначале он принял ее за приток Вольты[461], но вскоре убедился, что это был рукав Комое, впадающей в Гвинейский залив у Гран-Бассама. Исток реки находится километрах в пятистах к востоку от Бамако, почти на той же широте. Там, где ее пересек капитан, это красивая река шириной метров сорок, а глубиной в сухой сезон около метра. Она служит границей между землями сенуфу и скоплениями племен различного происхождения, говорящих на совершенно несходных языках. Это несчастные люди, сбежавшиеся сюда со всех сторон под натиском более цивилизованных соседей и нашедшие в общей беде убежище в каменистой бесплодной местности. Там и живут они — бедно, но спокойно. У мбойнов — одного из этих отверженных племен — вся одежда мужчин состоит из соломенной остроконечной шляпы с маленькими полями, напоминающей традиционный колпак Пьеро[462]. Фантазия женщин изобрела себе жандармское кепи (тоже из соломы); уступая требованиям приличия, они носят еще пучок листьев и украшения: вставляют в нижнюю губу палочку синего стекла или же просто листок. Это невероятно некрасиво и неудобно.
По рекомендации Пеге Ямори-Ваттара очень хорошо принял капитана и дал в проводники до Конга сына Сабану. Чтобы попасть туда, надо было перейти главное русло Комое — реки, текущей до Гран-Бассама, — и преодолеть еще семь переходов в юго-восточном направлении. Эта часть пути прошла без затруднений. Путешественники приближались к Конгу — предмету живейшего вожделения капитана Бенже. Вот уже по неоспоримым признакам он стал угадывать близость большого города: лес повсюду вырублен, выкорчеваны даже кусты! Кругом — плоская равнина, истощенная десятилетиями постоянной обработки без удобрений. Нигде ни холмика — а главное, ни следа знаменитого Конгского хребта, доверчиво нанесенного на карты завороженными или дурно осведомленными географами. Вскоре Сабана указал капитану на юг: за километр от них виднелась полоса хлопковых деревьев и финиковых пальм, а в просветах — минареты и громоздящиеся террасами крыши домов. Это был Конг.
«Ровно через год после моего отплытия из Бордо, а именно 20 февраля 1888 года, я въехал в город на простом воле. Народ вокруг не проявлял ни вражды, ни приязни — ему было просто любопытно видеть белого человека. На крышах, на улицах, на деревьях, на площадях — всюду было полно людей; они дрались между собой за лучшее место. Лишь благодаря дюжине здоровых молодцов — рабов градоначальника, разгонявших хлыстами народ с узких улочек, по которым я следовал, мне удалось дойти до небольшой площади. Там наш отряд остановили.
Под двумя большими деревьями на базарной площади среди тысячи человек сидели: по правую руку — царь Карамохо-Уле с друзьями, по левую — градоначальник Диаравари со своими людьми. Все они хранили полное молчание, были чисто и пристойно одеты и сидели на циновках и покрывалах.
Зрелище имело в себе нечто грандиозное, этому так способствовали и восточные костюмы, и черные лица с седыми бородами — подлинно собрание патриархов! Я был представлен царю и градоначальнику, после чего Карамохо-Уле отвел меня в дом рядом со своим дворцом и предоставил в распоряжение несколько человек, тщетно пытавшихся оградить меня от любопытства публики.
Огромная надоедливая толпа покинула мой дом лишь за полночь. Но и несколько дней спустя мне приходилось терпеть весьма стеснительное подчас любопытство этих людей. Я шагу не мог ступить, чтобы меня не окружила тысячная толпа, не отступавшая даже в таких местах, куда обыкновенно ходят в одиночку. Они никогда не видали белого и желали видеть его как можно ближе… По счастью, все это продолжалось не более недели — столь чрезмерное внимание начало, право же, становиться утомительным.
Утро второго дня я провел в визитах к местным властям — имаму и шестерым начальникам городских округов. Днем царь Карамохо-Уле и прочие начальники — все мусульманские книжники — просили меня изложить прилюдно, что привело меня в Конг.
Сначала я рассказал им о Франции, о наших поселениях на Нигере, об укрепленных постах, созданных, чтобы защитить купцов, путешествующих от Сенегала к Нигеру.
— Французам, — сказал я, — давно известно о городе Конге. Мы знаем также, что жители его миролюбивы, деятельны, умеют торговать и именно они развозят по всему Нижнему Нигеру европейские товары. Поэтому наше правительство решило отправить к вам посла, чтобы завязать более тесные отношения.
Мне поручено также узнать, какие из наших товаров, тканей, оружия и прочего более всего вам нужны, чтобы я рассказал об этом нашим промышленникам и они бы знали, что следует отправлять сюда по Нигеру или из Гран-Бассама. Но прежде чем грузить корабли, нам следует знать также, что мы можем получить в обмен на наши товары. Для этого я должен пожить несколько дней здесь, посетить другие торговые города на Нигере, особенно Масси. Затем я вернусь сюда и испрошу разрешения на обратный путь домой через Бондуку и Кринжабо, если возможно.
Далее меня «интервьюировали» о войне Самори, подозревая, не его ли я шпион. Разумеется, мою невиновность легко было доказать. И вот Карамохо-Уле так отвечал мне:
— Твои слова правдивы, христианин. Мы все поняли, что ты говорил нам, — благодарю тебя от имени всей страны. Я рад, что ты доказал свою невиновность, и убежден, что белый человек занимается только честными делами. Раз ты прошел через всю нашу страну, значит, такова воля Аллаха. Не нам с ней спорить. Аминь!
Градоначальник Диаравари добавил:
— Считай Конг городом своего отца, можешь остаться здесь сколько захочешь. Когда ты решишь покинуть нас, я дам тебе охранную грамоту — с ней ты можешь ездить повсюду под нашим покровительством».
Так как эти объяснения давались публично, при большом стечении народа, следует предположить, что не все доброжелательно относились к проживанию капитана Бенже в Конге. Как и во всех больших мусульманских городах, часть жителей здесь образованна, веротерпима и гостеприимна, но есть и невежественные, грубые, жестокие фанатики, с которыми нельзя не считаться: они составляют большинство. Возбужденные врагами властей — такие всегда найдутся, — они попытались натравить чернь на капитана, как только стало известно о его приезде. Как он узнал впоследствии, фанатики решили впустить Луи Гюстава в город, а ночью напасть и зарезать.
Дошло до того, что трем старцам из царского рода Ваттара пришлось, устраняя опасность для французского путешественника, собраться ночью на совет. Почтенные старцы решили приложить все усилия, чтобы успокоить толпу. Если допрос белого человека, сказали они, не даст полного удовлетворения, убить его будет еще не поздно. Лишь ясность ответов отвела от Бенже смертельную опасность, уничтожила все подозрения и сделала француза неприкосновенным гостем Конга.
