Луи Буссенар - Приключения знаменитых первопроходцев. Африка
Поздно вечером путешественник вместе с одним из охотников по имени Ингола отправился на реку. Они ожидали несколько часов. Все это время гиппопотамы где-то ворочались в реке, храпели, плескались… Наконец, к радости охотника, один из них вышел на берег и принялся мирно щипать травку.
Дю Шайю и Ингола выстрелили одновременно, и смертельно раненный зверь рухнул наземь.
Этот успех привел в восторг всю деревню — в ней не хватало мяса, и каждый теперь предвкушал чудовищное пиршество. Мясо бегемота вкусом напоминает говядину; волокна грубее, зато нет жира. Это очень здоровая и вкусная пища — любимая еда негров.
Гиппопотамы водятся в большинстве африканских рек. Неуклюжее тяжелое животное замечательно прежде всего огромной головой и несоразмерно короткими ногами. Самец гораздо больше самки; в расцвете сил толщиной он бывает равен слону. Самые толстые бегемоты на ходу волочатся брюхом по траве.
Короткие толстые ноги бегемота приспособлены к тому, чтобы ходить в тростниках по речному илу и ловко плавать в воде. По грязи эти животные ходят довольно быстро, так как ноги заканчиваются четырьмя толстыми короткими растопыренными пальцами.
Прочная и шершавая шкура взрослого гиппопотама имеет в толщину от дюйма до полутора. Обычная пуля пробивает шкуру лишь в нескольких местах, где потоньше, — за ушами, около глаз. Ее цвет грязно-желтый, на брюхе розоватый.
В реках гиппопотамы предпочитают днем лежать в местах со слабым течением — вот почему они так любят большие озера Центральной Африки. Любят они и соседние луга; по ночам уходят пастись довольно далеко от берега — лакомятся гвинейской травой. И еще одно их замечательное свойство: они всегда идут назад той же дорогой, какой пришли, по ней же идут на следующий день — и так постоянно.
В течение второй половины 1857 года дю Шайю неутомимо странствовал, объехав страну комми и окрестности Бигано — резиденции друга его царя Рампано. За все это время с ним случилась лишь одна неприятность — довольно сильная дизентерия, вскоре, впрочем, побежденная могучим организмом путешественника. Он рыскал по округе в поисках новых этнографических материалов и любопытных предметов для коллекции по естественной истории — коллекции воистину замечательной. Между прочим, он не без риска для себя поймал пару больших шимпанзе и препарировал их так искусно, что из путешествия привез домой неповрежденные чучела.
В феврале 1858 года дю Шайю отправился вверх по Фернандо-Вас, чтобы исполнить давнюю мечту — посетить царя Кенгесу, правившего в Гумби в верховьях реки.
При встрече путешественнику устроили триумф — оглушительно звучали приветственные клики и выстрелы. Все жители бросились к берегу навстречу дю Шайю и с великой пышностью отвели гостя к месту, назначенному для официального приема.
«Царь Кенгеса, — пишет дю Шайю, — тотчас, сияя, явился пожать мне руку. Это был пожилой, поседевший, высокий худощавый человек. Суровые манеры обличали в нем смелость и волю — и царь действительно обладал ими. Он тотчас объяснил мне, что не надел праздничных одежд из-за траура по брату, умершему два года тому назад.
В ответ на приветствие Кенгесы я подозвал его маленького сына, которого царь посылал в качестве заложника. Царь подошел ко мне, и я сказал так, чтобы все слышали:
— Ты прислал ко мне сына как поруку в моей безопасности. Я ничего не боюсь. Я люблю тебя и на тебя полагаюсь. Я уверен, что ты сотворишь благо мне и спутникам моим. Я возвращаю тебе дитя — и без него я не сомневаюсь в нашей дружбе.
Затем я напомнил царю, что он обещал мне дозволить и даже помочь посетить внутренние области его государства. Он подтвердил обещание, подарил мне великолепный дом с большой верандой и, обернувшись к подданным, объявил:
— Перед вами мой белый друг! Он приехал ко мне издалека; я посылал за ним, чтобы пригласить к себе. И вот он здесь. Не делайте никакого зла тем, кто сопровождает его, не говоря о самом госте. Угождайте им, приносите еду. Паче же всего — не воруйте у них. Горе вам, если вас уличат в этом, — всех продам в рабство».
На том аудиенция окончилась. После столь гостеприимной встречи дю Шайю волен был передвигаться куда угодно, и благосклонность царя с первого дня осталась неизменной.
Путешественник прожил в Гумби до 13 августа 1858 года, воротился в Габон, а 10 октября приехал назад в Гумби и стал подбирать людей, чтобы отправиться в поход на восток от деревни. В это-то время ему довелось присутствовать при сцене жуткого колдовства.
Умер некий достойный человек по имени М’Помо. Как водится, смерть приписали волшебству злого колдуна. Немедленно из соседней страны вызвали знаменитого чародея, два дня и две ночи справлявшего самые непристойные церемонии.
На третий день все умы возбудились до крайности. Тогда чародей всех созвал на площадь для решительного испытания.
«Все мужчины и юноши, — передает дю Шайю, — были с оружием: кто с копьем, кто с тесаком, кто с ружьем или топором — и на всех лицах было одно безумное желание кровавой мести преступникам. Все племя дышало невыразимым бешенством и ужасающей жаждой человеческой крови.
Впервые мой голос звучал втуне, впервые ни одно ухо не услышало меня… Видя, как оборачиваются дела, я грозил, что царь накажет тех, кто совершит убийство в его отсутствие, — но увы! Меня опередили. В самый день смерти М’Помо к Кенгесе было тайно отправлено посольство за дозволением убить уличенных в преступлении. Несчастный царь боялся колдовства, а меня рядом с ним не было. Он, не думая, отвечал, что с виновными следует беспощадно расправиться. Я понял, что все мои усилия тщетны, что кровавое дело свершится, — и смиренно решился стать скорбным свидетелем последующих событий.
По знаку колдуна ропщущая толпа вдруг смолкла и застыла. Молчание продолжалось с минуту. Его нарушил лишь пронзительный голос чародея:
— В доме таком-то (следовало подробное описание дома и его местонахождения) живет очень черная женщина. Она околдовала М’Помо!
Не успел он закончить, как вся толпа, словно свора хищных зверей, ринулась к указанному месту. Там схватили несчастную женщину по имени Окандага — сестру одного из моих проводников, которую крепко связали и потащили к реке. Затем толпа вернулась к чародею.
Когда несчастную Окандагу тащили мимо, зная, что бессилен ей помочь, я хотел скрыться, но она заметила меня, и я услышал отчаянный крик:
— Шайи! Шайи! Спаси меня!
Что за мука! Я хотел было броситься в глупую толпу и вырвать у нее жертву — но к чему послужил бы этот слепой порыв? Масса была так электризована, так обезумела, что и внимания на меня не обратила бы… Я бы лишь пожертвовал собой без всякой пользы для обреченной. Спрятавшись за дерево, я — мог ли подумать такое? — в бессилии горько плакал!
