Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны - Лухманов Дмитрий Афанасьевич

С вздорожанием виски и джина, самым ходовым напитком для небогатых людей в Англии сделалось пиво. Его пьют в громадном количестве. Пьют все — мужчины, женщины, подростки. Самые маленькие грудные дети не пьют пива, а только знакомятся с его запахом. Часто у дверей бара можно видеть несколько колясочек с младенцами: они довольно мирно лежат и наслаждаются сосками, пока их родители и более взрослые братья и сестры угощаются пивом. Иногда выходящий из бара пьяный рабочий или матрос ласково потреплет такого младенца корявой рукой по щечке, увы, редко пухлой и розовой, и, шатаясь, пойдет дальше.

7 сентября ремонт «Товарища» был закончен. Провизия, пресная вода и необходимые для дальнего плавания материалы были приняты, все формальности с береговыми властями всевозможных ведомств и квалификаций закончены, и отход был назначен на шесть часов утра 8 сентября.

Накануне я получил письменное предложение одной лондонской кинематографической фирмы заснять маневры и выход «Товарища» под парусами в открытое море. Я согласился с тем, однако, условием, что экземпляр фильмы будет предоставлен бесплатно «Товарищу» для демонстрации по возвращении в СССР. Фирма согласилась, и съемщики аккуратно прибыли на «Товарищ» к моменту отхода.

В пять часов утра 8 сентября к борту «Товарища» подошли два буксира и, медленно развернув носом к выходу, повели на рейд мимо доков, морского кладбища, Нетлея…

Был мертвый штиль. Пройдя Спитгетский рейд, буксиры потащили нас мимо восточного берега острова Уайт.

О том, чтоб вступить под паруса, нечего было и думать. Ни малейшего дуновения. Море как зеркало. Идти под буксирами в канал и там, поставив паруса, сделаться игрушкой сменных течений, было бы слишком рискованно. Поэтому, не доходя до мыса Св. Екатерины, на так называемом рейде Св. Елены, против местечка Сивью, я попросил лоцмана, поставить судно на якорь.

Для утешения киносъемщиков и отчасти для практики учеников, немножко отвыкших от парусов за время стоянки в порту, я сделал парусное учение. Были поставлены и затем моментально убраны и закреплены несколько парусов. Киносъемщики весело раскланялись, пересели вместе с лоцманом на один из буксиров и отправились обратно к Саутгемптону. А «Товарищ», по буквальному смыслу русской пословицы, остался «ждать у моря погоды».

Весь день 8 сентября мы провели за уборкой судна после ремонта, и на другое утро, когда взошло солнце и осветило прибранный, выкрашенный от верхушек мачт до уровня воды корабль с выскобленными, оттертыми песком палубами и начищенной медью, с аккуратно выправленным рангоутом, на него было приятно посмотреть.

А ветра все не было. Барометр немного падал. Но его падение предвещало, увы, не желанный норд-ост, а противный зюйд-вест — преобладающий летний ветер на севере Европы. Наши матросы-поморы пробовали колдовать и затянули песню:

С этими словами они бросали в море через голову лучинки и, оборотясь лицом к востоку, продолжали:

Окончив припев, все спешили посмотреть, как легли на воду лучинки и откуда ждать ветра.

Ученики, глядя на эту церемонию, хохотали до слез. Впрочем, и сами колдуны не особенно в нее верили и только говорили, что у них на мурманском побережье так еще от дедов повелось.

На другой день, когда потянул легкий западный ветер, попробовали новое средство: раздобыли таракана, которого, после ремонта и окраски всех помещений масляной краской, довольно долго пришлось искать. Таракана посадили на щепку и, приговаривая: «Поди, таракан, на воду, подыми, таракан, севера», — бросили за борт.

Однако и это последнее средство не помогло.

В ожидании попутного ветра, мы занимались шлюпочными учениями.

Раза два я устраивал пожарную тревогу.

Мимо нас сновало множество яхт и моторных катеров. Некоторые из них близко резали корму. Как-то раз небольшая яхта, переделанная домашними средствами из старой спасательный шлюпки, под управлением веселого молодого человека, без пиджака, и пары босоногих девушек-подростков, подошла к нашему борту. Обе девушки, с веселым смехом, принялись бросать к нам на палубу яблоки, газеты и иллюстрированные журналы.

— Яблоки из нашего сада, кушайте, пожалуйста! А газеты и журналы мы все уже прочитали, возвращать не надо.

Наша молодежь разделилась на два лагеря: одни, перевесившись через борт, начали флиртовать с босоногими яхтсменками, а другие, более практичные, подбирали и делили яблоки.

— Не возьмете ли вы от нас письма, чтобы сдать на почту? — спросил кто-то.

— А у вас письма готовы? — спросили с яхты.

— Вот то-то и беда, что не готовы! Но если вы к нам придете опять завтра утром то мы приготовим.

— Пишите! Вам, наверное, придется тут долго стоять, этот зюйд-вест продует непременно несколько дней, а мы будем приходить к вам каждое утро за почтой.

На другое утро, вскоре после подъема флага, вахтенный сигнальщик доложил:

— «Наша» яхта идет с берега: наверное к нам за письмами.

Писем набралось целое ведро. Туда же, в отдельном пакете, были вложены и деньги на марки. Яхточка была встречена нашим оркестром балалаечников. На этот раз барышни привезли нам свежих огурцов. Ребята были в полном восторге.

— Вот это, действительно, нашинская яхта, настоящая, пролетарская, и люди на ней симпатичные, не Чемберлены.

На пятый день стоянки «Товарища» на рейде, убедившись, что никакие власти за нами не смотрят и что вообще здесь «очень просто», я велел спустить на воду наш новый моторный катер и решил съехать на берег, посмотреть, что представляет из себя Сивью, и кстати запастись свежей провизией. Со мной поехали артельщик и несколько учеников.

Сивью оказалось прелестнейшим маленьким местечком. Жители приняли нас необычайно радушно. В магазине, в котором мы купили ящик лимонов и свежей зелени, нам дали проводника. С его помощью мы достали и свежего мяса, и рыбы, и хлеба. Хлеб скупили в трех булочных. Не знаю, что осталось на ужин местным жителям. Проводник был веселый и расторопный малый. Он достал нам откуда-то ручную тележку, в которую мы и погрузили все наши запасы.

Я решил воспользоваться его знакомством с местными жителями, чтобы купить какого-нибудь щенка или котенка вместо нашего мурманского Васьки, увлекшегося флиртом с английскими кошками и оставшегося в Саутгемптоне на берегу.

— За щенка не ручаюсь вам, сэр, сентябрь плохое время для щенят, весенние уже все разошлись, а осенних надо ждать только к ноябрю. Кота достать легче, сэр. У миссис Фергисон есть замечательные черные коты, не то сибирские, не то ангорские или еще какие-то там необыкновенные, но только очень пушистые и красивые.

Мы отправились всей гурьбой к миссис Фергисон. После довольно продолжительных переговоров она согласилась уступить нам за десять шиллингов молодого кота Блэки, взяв с нас клятву, что мы будем его хорошо кормить и давать каждый день молока. Мы переглянулись, но торжественно обещали. Артельщик сказал мне по-русски:

— Что ж, консервированного молока у нас хватит, ну, а если он такой балованный, что привык только к свежему, то это уж его дело. Не покупать же нам для кота еще живую корову!

Блэки долго искали в кустах сирени, куда он забился от страха. Миссис Фергисон принесла для его перевозки парусиновый ридикюль, за который взяла добавочный шиллинг.