Владимир Чивилихин - Серебряные рельсы (сборник)
Карим поклялся, что все равно отомстит, но тут стали ходить толпой родные радиста, упрашивали не поднимать дела, сам он плакал, предлагал Кариму часы, а мне две нейлоновые рубашки. Я сказал: «Уходи, не хочу тебя видеть, ты такой даже родне своей не нужен». Потом приехали из управления, куда уже отправили клеветническую бумагу на нас с Каримом за десятью подписями. И что мы ни говорили, этот начальник кадров пришил нам ошибки в отношениях с местным населением и уволил. Вот как все получилось, и ничему другому ты не верь.
Я сейчас разволновался, вспоминая все это, потому так подробно и описал – до сего дня все внутри горит от обиды. Но оставим эту скучную материю. Итак, Наташа, счастливой дороги и, главное, возвращения. Из советов моих помни о двух: не читай за едой и поднимай воротник пальто. Мне кажется, что ты кашляешь только оттого, что не поднимаешь воротника. С Кубы мне ничего не надо. Привези впечатления-рассказы, и уж если очень хочешь сделать мне приятное, то купи там мне настоящую гаванскую сигару, чтоб я ее мог нюхать и представлять себе те бирюзовые моря. Буду рад, если ты увидишь там то, что хочешь – революцию.
Теперь я начну писать тебе по адресу: «Москва, Главпочтамт, до востребования», и на обратном пути ты возьмешь мои письма. Ты мне тоже пиши отовсюду. Жду весточки из Праги, из самого Парижа, на который ты надеешься полюбоваться, с Кубы! Черт возьми, как далеко ты все же едешь – на ту сторону шарика!
Я тоже, знаешь, имею дикое желание хоть на время удрать куда-нибудь отсюда, только с тобой и Маринкой. Хочется схватить вас в охапку и утащить, например, на Байкал, подальше от больших и маленьких городов. Мы поставим палатку на берегу, под кедрами, будем палить костер, шататься по песку и камушкам, загорать и беситься. А за границу, если честно сказать, меня не слишком тянет, я так люблю свою землю и свой народ, что все не могу никак на мою Родину насмотреться.
Любовь моя, Россия,
Люблю, пока живу,
Дожди твои косые,
В лугах твоих траву.
Люблю твои дороги,
И в небе купола,
И давние тревоги,
И новые дела.
Люблю с тобой свиданья.
Простых твоих ребят,
И нету оправданья
Не любящим тебя!
Любовь моя, Россия,
Солдаты на войне
Тебя в груди носили
И передали мне!
Шинелью укрывали,
Через огонь несли,
Как мать, оберегали,
Как дочь свою, спасли
Любовь моя, Россия,
Как часто над тобой
Невзгоды моросили
Осеннею порой!
Ты нас из дальней сини
Звездой своей зовешь,
Любовь моя, Россия,
Спасение мое!
И напоследок скажу тебе еще одно, Наташа. Ты уж, пожалуйста, пореже вспоминай там, в заграницах, о моем скрипе в твой адрес. Как ты понимаешь, я скрипел не из-за своей ревнючести, а совсем по другой причине: я не способен мириться с обстоятельствами, из-за которых двое никак не могут разрешить вопроса жизни и смерти по крайней мере одного из них. А пока я молю бога, его врага сатану, молю небо и землю, всю природу молю, чтоб с тобой чего-нибудь не случилось. Какая-нибудь нелепая случайность с самолетом, поездом или пароходом ввергнет тебя в черную бездну, и я за тобой. Но почему-то я уверен, что ничего такого не может произойти, судьбе нас не за что наказывать. Еще раз счастливого пути! Не волнуйся за Маринку. Мы тебя ждем.
Пишу на Москву. Не знаю, когда ты будешь читать мою писанину, однако я не стану больше об этом думать, пишу, и все.
Вот я и в Оше. Спасибо, что ты оставила мне свой ключ у Зины, а то я бы не знал, где и жить. А без тебя стараюсь никому не попадаться на глаза, но вся геология, видно, уже знает, что я живу в твоей комнате.
Извини, что начал письмо не с Маринки. Она в порядке, здоровенькая и веселая. Подружки у тебя железные – не отдают мне Маринку насовсем, разрешают только играть. Правда, сегодня я получил ее на весь вечер, и эта порция более или менее удовлетворяет меня. Прежде всего Маринка прижалась ко мне и сказала, что сильно плакала по маме, а теперь не плачет. Потом мы покрутили хула-хуп, я сел писать, а она таскает по полу диванную накидку. Пусть таскает, потому что вчера ночью я вымыл полы. А сегодня, тоже ночью, буду жарить котлеты на завтра, чтоб поменьше любопытных глаз ощупывало мой полинялый лыжный костюм.
Пришлось прервать письмо и заняться с Маринкой. Она выпросила у меня мяч и долго гоняла его с поросячьим визгом по коридору. Потом зашли Зина и другие твои подружки спорить из-за Маринки. Все же я уговорил их оставить девочку ночевать тут, тем более что сам поросенок ни в какую не захотел уходить к ним, заверещал. Я покормил ее и уложил спать. Сначала она попробовала спровоцировать меня на совместное хрюканье, но, увидев, что номер не проходит, уснула.
Был на почте, получил твою московскую открытку. Спасибо. Дома мы с Маринкой изобразили вокруг этой бумаженции танец жрецов племени ням-ням. Маринка меня перетанцевала, потому что я от смеха был не в форме.
Сегодня она снова будет ночевать со мной. И дело не в том, что подружки плохо выполняют твои наказы. Я не хочу отдавать им поросенка, потому что у них дымит печка. Пробовал сегодня чистить ее, перемазался, но ничего не добился. Зина говорит, что это я саботировал, чтоб оставить Маринку у себя. Завтра меня заставят чистить печку через трубу, и тяга непременно появится. Поверить, что я не справлюсь с такой пустяковой работой, твои проницательные подружки не захотят.
Работаю в нашей конторе электриком. За 70 рублей. И в связи с этим хочу еще раз тебе сказать, что твой пресловутый интеллектуал – мерзкая тварь. Знаешь, что он сказал про меня? Будто я на другое не способен. Нет, напишу, пожалуй, правду – он выразился куда гнуснее. Не хочу в точности передавать его слова, но смысл их сводится к следующему: непонятно, что нашла Наталья в человеке, который меняет лампочки в туалетах. Вот так. Мне очень хочется встретиться с ним в темном переулке и посчитать ему зубы. Только ты не бойся – я сдержу себя и не сделаю этого… Сволочь! В конце концов кто-то должен и лампочки в туалетах менять, чтоб ты не вляпался в дерьмо. А еще говорят, что образование делает человека лучше!
Кстати, я восстановил свой статус вольнослушателя в вечерней школе, начал заниматься. Пожалуйста, если у тебя на обратном пути будет в Москве минута свободного времени, то купи мне «Четырехзначные математические таблицы», а то я тут обежал весь город – и нету.
Осень пришла и в Ош. С утра сильный ветер гонял по асфальту опавший лист, потом пошел холодный дождь, и лист потащило по арыкам. Все время думаю о тебе. В иные моменты просто ерунда получается – что-то делаю, а вроде сплю с открытыми глазами. Вечерами иногда снимаю со стены мою старушку гитару и пою потихоньку, чтоб соседи не слыхали. Достал свои тетради-песенники, в них много, оказывается, хороших вещей, ты их совсем не знаешь.
