Эрнст Клиппель - Под маской араба
Через 4 часа после восхода солнца был подан завтрак. Еда состояла из бургхуля, особого сорта пшеницы, которая сначала варится, потом сушится и мелется; все это потом накладывается на мягкую хлебную лепешку и перед подачей на стол поливается кислым молоком. Трапеза проходила с такой же торжественностью, что и ужин накануне. Но при этом присутствовавшим были еще розданы искусно выделанные деревянные ложки.
Обув сапоги и надев оружие, я вышел прогуляться в сад.
За садом ухаживали двое слуг. Оба были заняты тем, что черпали огромными кожаными мехами воду из колодца. Меха приводились в действие при помощи каната, переброшенного через блок. Неглубокие канавки огибали со всех сторон колодезное сооружение; перекачиваемая сюда вода стекала затем в особые водоемы, откуда и расходилась по бороздам; получалась целая сеть, охватывавшая весь сад. Благодаря такому устройству, все 220 финиковых пальм в изобилии получали потребную им влагу. В этом роскошном пальмовом саду я пробыл часа два. Едва я, выйдя отсюда, вступил на большой двор, как услышал громкие стоны, доносившиеся сквозь щели в стенах одной из прилегавших ко двору комнат. Мимо пробежала служанка, сообщившая мне, что госпожа ее больна.
— А что с ней?
— Больна животом.
Вернувшись в диван, я вытащил свой Коран, и, держа его в правой руке, а пальмовую ветвь для защиты от мух — в левой, принялся вполголоса произносить священные тексты сур. В такой позе застал меня мой добрый шейх. Войдя в комнату, он остановился в некотором отдалении и стал прислушиваться. Дойдя до конца главы, я отвел глаза от книги и спросил его, как дела.
— Благодарение богу, совсем хорошо. Только вот тут у нас — больная.
— Да спасет ее Аллах! — воскликнул я.
— И Магомет, пророк его, — докончил шейх.
— Скажи слово — и я приду на помощь!
Помедлив немного, шейх произнес:
— Помоги мне, о Абдельвахид!
— Потерпи немного: я соберу свои вещи и захвачу нужные лекарства.
Я забежал к себе, снял саблю, захватил врачебные инструменты и аптечку и поспешил вновь к шейху.
— О, Абдалла, вот и я, веди меня к больной!
— А есть ли у тебя средства против болезней, которые гложут человека изнутри?
— О Абдалла, неужели ты думаешь, что каждая болезнь гнездится только в одной части тела и изгоняется только этим, а не другим средством, и уж не полагаешь ли ты, что мне достаточно только вытащить это снадобье из своего запаса и пустить в ход без дальнейших разговоров? Мне необходимо осмотреть больную и точно определить, в чем ее болезнь.
— Да будет по-твоему, о брат мой!
Однако с места мой собеседник не двигался, а только задумчиво смотрел прямо перед собой.
— Что же ты раздумываешь? Или ждешь усиления болезни?
Он вышел из своего оцепенения, и мы пошли. Перед маленькой, дощатой, грубо сколоченной дверью мой спутник снял свои желтые башмаки, а я свои сандалии. Затем шейх быстро распахнул дверь, из которой навстречу нам выступила служанка с сосудом в руках. Приняв от нее сосуд, я последовал за домохозяином в помещение больной. Кругом царила полная темнота, только откуда-то доносились громкие стоны. С помощью карманного фонарика я осветил ложе больной.
— Нет иного спасения, кроме Аллаха, всемилостивого! — произнес я и опустился на ковер, постланный у низкого ложа больной жены шейха.
Осмотр и опрос больной показали мне, что я имею дело с острым желудочным расстройством. Я прописал больной рвотное и вернулся к себе в сад.
Следующее же посещение больной показало мне, что лекарство подействовало благотворно.
Благодаря визитам к больной мне удалось лучше ознакомиться с гаремом шейха. Кроме больной молодой жены шейха, там оказалось еще две женщины, которых я также неоднократно видал. Они ходили босиком и были одеты в рубашки из темно-синей бумазеи, сзади более длинные, чем спереди, и потому волочившиеся как шлейф. Длинные рукава были подвернуты, на голове красовался платок из той же самой материи, отороченной бахромой. При встрече с незнакомыми мужчинами его тотчас же спускали на лицо.
Уже несколько раз какая-то девушка шмыгала мимо меня, не закрывая своего лица. Лишь только я уселся на глинобитную скамейку и погрузился в чтение Корана, как она появилась вновь и молча остановилась вблизи.
— Что тебе нужно, девушка? — спросил я.
— Хочу послушать, что ты читаешь.
— Как звать тебя?
— Зовут меня Таухида, я — дочь Ибрагима.
— Какого Ибрагима?
— Он — шейх в соседнем оазисе, что на юго-запад отсюда. Больная, которую ты лечишь, моя сестра.
— А сколько тебе лет?
— Лет 17.
Я выразил удивление, что красивая девушка, дочь вождя племени, в таких летах и все еще не замужем, но подошедший слуга помешал дальнейшим расспросам.
Часа два спустя, вновь проходя по внутреннему двору, я заметил Таухиду; вместе с другой девушкой они примостились у стены в тени и усердно занимались мытьем волос.
— Чем моете вы свои волосы, девушки?
— Это моча верблюда, о Абдельвахид, — отвечала Таухида.
— Что за гадость!
— Что ты, Абдельвахид? А чем же, как не мочой верблюдов, мыть волосы? она и приятна на ощупь, и целебна, и не требует совсем мыла, — бойко ответила Таухида. — Вот только Шадиджа куда-то запропастилась со своим гребнем…
Так как счастливая обладательница гребешка заставляла себя долго ждать, то я отправился в диван, чтобы достать свой. Моя красавица принялась вертеть его со всех сторон, изумляясь той тонкости, с которой он был сработан; судя по ее собственным словам, гребешок ее подруги был просто деревянной дощечкой с широкими вырезами.
Когда Шадиджа наконец подоспела, обе девушки уже вымыли себе волосы, расчесали их тщательно моим гребнем и принялись заплетать в грациозные косички, спускавшиеся до самых плеч. Мне удалось потом подсчитать, что у одной из девушек, в результате операции, прическа составилась из 40 подобных косичек, черных как вороново крыло.
Я решил отправиться с визитами и толкнулся в первую попавшуюся дверь. Меня встретил прислужник и провел в комнату для приема гостей. Скоро вошел и домохозяин, придерживая саблю. Я уже видал его накануне у шейха Абдаллы. Оказалось, что это Файсал, его брат. Он был в высшей степени польщен моим посещением и тотчас же принялся за варку кофе.
Вся эта процедура заняла ровным счетом три четверти часа времени. Прислужник притащил поднос, и Файсал выставил на него несколько чашек; в носок третьего небольшого кофейника для процеживания жидкости воткнул затычку из только что сорванной пальмовой коры, с крайней осторожностью наполнил до половины первую чашечку и с большой важностью преподнес ее мне. Адски горячая чашечка была без ручки и стояла на глубоком медном блюдце. За первой чашкой немедленно последовала вторая. Согласно этикету, больше не подобало пить, и я вернул чашку на поднос, который держал передо мной прислужник. Когда я собирался уже откланяться, с женской половины явился еще новый прислужник. В руках у него была дощечка с каким-то шоколадообразным месивом и двумя горшками. Я попробовал этого пирожного и осведомился, из чего оно приготовлено. В ответ на это мне показали растение со светло-желтыми цветами, похожее на крапиву с мелкими листочками. У этого растения были чечевицеобразные плоды, содержащие коричневато-красные семена. Домохозяин рассказал мне, что эти стручки собираются, размалываются между двумя камнями, кипятятся в воде и смешиваются с сахаром и маслом. В таком виде их уже можно есть.
