Жюль Верн - Треволнения одного китайца в Китае
«Черт побери, — подумал Цзинь Фо, — через несколько минут я умру — и никаких эмоций!»
Он поколебался секунду. Потом, бросив трубку на пол, так что она вдребезги разбилась, воскликнул:
— Нет! Я хочу испытать волнение! Я должен! Я хочу! И так будет!
Выйдя из павильона, Цзинь Фо быстрым шагом направился к Вану.
Глава VIII
Философ еще не спал. Вытянувшись на лежанке, он просматривал последний номер «Пекинских новостей» и время от времени хмурился — статья в адрес правящей династии Цин[39] была более чем хвалебной.
Цзинь Фо толкнул дверь, вошел в комнату, опустился в кресло и сразу же обратился к другу:
— Ван, я хочу попросить тебя об одной услуге.
— Ты всегда можешь рассчитывать на меня, — ответил философ, отбросив газету.
— Услугу, о которой я попрошу, — сказал Цзинь Фо, — оказывают только один раз.
— Пока не очень понятно.
— Ван, — продолжил Цзинь Фо, — я разорен.
— Ах, вот как! — ответил философ тоном человека, который услышал скорее хорошую, нежели плохую новость.
— Пришло письмо из Сан-Франциско, — продолжал Цзинь Фо. — Оно извещает о банкротстве Центрального банка Калифорнии. Кроме нашего дома и около тысячи долларов у меня ничего не осталось.
— Таким образом, — ответил Ван, внимательно посмотрев на своего ученика, — богатого Цзинь Фо больше не существует?
— Да, Ван, ты говоришь с бедным Цзинь Фо, которого, впрочем, нищета не страшит.
— Хороший ответ. — Ван поднялся с кровати. — Значит, я не напрасно терял на тебя время и силы. До сих пор ты не жил, а лишь существовал — без борьбы, страсти, цели! «Будущее покрыто мраком?! Ну и что! — сказал Конфуций. — Несчастий всегда бывает меньше, чем ожидаешь». Наконец мы сможем сами зарабатывать на чашку риса. И еще Конфуций учит: «В жизни бывают взлеты и падения. Колесо удачи крутится не переставая, и весенний ветер изменчив. Богатый ты или бедный — исполняй свой долг». Ну что, пойдем?
Вскочив с кровати, Ван протянул Цзинь Фо руку. Но тот его остановил:
— Я сказал, что бедность меня не пугает. Однако это только потому, что мне недолго осталось…
— Вот оно что, — внешне Ван оставался невозмутимым, — значит, ты хочешь…
— Умереть!
— Умереть, — спокойно повторил философ. — Человек, решивший покончить с жизнью, не говорит об этом никому.
— Ты прав, — согласился Цзинь Фо, — но смерть все-таки должна вызвать во мне настоящее волнение. Первое и последнее. Когда же я собирался проглотить отравленный опиум, сердце билось так слабо, что я выбросил яд и пришел сюда.
— Дабы пригласить меня в свою компанию, друг мой? — улыбаясь спросил Ван.
— Нет, — ответил Цзинь Фо, — ты должен жить!
— Почему?
— Потому, что именно ты убьешь меня.
При этих словах Ван даже не вздрогнул. Но Цзинь Фо, смотревший философу прямо в глаза, заметил в них вспыхнувший огонек. Что-то проснулось в бывшем тайпине. Вряд ли он колебался. Восемнадцать лет праведной жизни не подавили в нем кровавых инстинктов. Он конечно исполнит волю ученика, отец которого когда-то приютил его! Исполнит!
Искорка в зрачках мудреца погасла так же быстро, как и возникла.
— Так вот о какой услуге идет речь! — произнес он.
— Да! — кивнул Цзинь Фо.
— И как ты себе это представляешь? — Философ казался теперь еще более спокойным.
— К двадцать пятому июня, то есть не позже, чем через пятьдесят дней, когда мне исполнится тридцать два года, я должен умереть. Не важно когда, где и как сие произойдет. Главное, чтобы в каждую из оставшихся мне восьмидесяти тысяч минут я боялся внезапной и, может быть, страшной кончины. Пусть сердце восемьдесят тысяч раз сожмется в страхе и ужасе, и, умирая, я воскликну: вот они, мгновения, до краев заполненные чувством!
Цзинь Фо немного волновался. Философ с серьезным выражением слушал ученика, украдкой бросая взгляд на портрет тайпинского императора.
— Ты выполнишь мою просьбу? Ничто тебя не остановит? — спросил Цзинь Фо.
Жестом философ дал понять, что подобные вопросы неуместны. Тем не менее для вящей убедительности он спросил:
— Таким образом, ты вполне добровольно отказываешься от самого желанного и ценного, что дает Бог, — жизни?
— Да, по собственной воле.
— Без сожаления?
— Без сожаления, — ответил Цзинь Фо. — Жить до старости, чтобы походить на трухлявый пень? Я и богатым этого не желал, став же бедным, хочу еще меньше.
— А молодая вдова из Пекина? — спросил Ван. — Что будет с ней?
— Жизнь со мной сделала бы Лэ У несчастной, смерть же принесет ей состояние.
— Ты об этом позаботился?
— Да. А ты, Ван, получишь по страховке пятьдесят тысяч долларов.
— Вот как! — воскликнул философ.
— И еще одно тебе необходимо знать!
— Что именно?
— Тебя могут привлечь к суду за убийство.
— А, — небрежно махнул рукой Ван, — только идиоты и трусы оставляют следы!
— Нет, Ван, лучше поступим так.
Цзинь Фо подошел к столу, взял бумагу и четким размашистым почерком написал: «Я устал и добровольно ухожу из жизни. Цзинь Фо».
Потом передал листок Вану. Тот сначала тихо вслух прочел написанное, затем громче, в полный голос, и, тщательно свернув бумагу, положил ее в записную книжку, которую всегда носил с собой. В его глазах вновь блеснул огонек.
— С твоей стороны это очень серьезно? — спросил он, в упор глядя на ученика.
— Серьезнее некуда.
— Ну что ж, ты можешь на меня рассчитывать.
— Спасибо и прощай, Ван.
— Прощай, Цзинь Фо.
Глава IX
— Итак, Грэйг, Фри, какие новости? — обратился достопочтенный Уильям Бидульф к двум агентам, которым приказал следить за новым клиентом компании.
— Сэр, — начал Грэйг, — мы не спускали с него глаз в течение всего вечера.
— Он вовсе не походил на человека, задумавшего самоубийство, — подхватил Фри.
— С наступлением сумерек господин Цзинь Фо направился к себе домой…
— К сожалению, за ворота усадьбы посторонние проникнуть не могут.
— А что было сегодня утром? — спросил Уильям Бидульф.
— Утром, — поторопился доложить Грэйг, — он…
— …чувствовал себя великолепно, — закончил Фри.
Два американца, двоюродные братья Грэйг и Фри, уже несколько лет работали в компании и составляли великолепную, слаженную команду. Они так походили друг на друга и столь одинаково мыслили, что временами казались сиамскими близнецами, которых искусный хирург успешно отделил друг от друга.
