Жюль Верн - Удивительные приключения дядюшки Антифера
— Жюэль еще не вернулся? — спросил он, обращаясь к Эногат.
— Нет, дядюшка.
— А уже десять часов!
— Нет еще, дядюшка.
— Вот увидишь, он опоздает на поезд!
— Нет, дядюшка.
— Ах, вот как! Перестань мне прекословить!
— Нет, дядюшка.
Юная бретонка, несмотря на отчаянные знаки Нанон, твердо решила защищать своего жениха от несправедливых обвинений невоздержанного на язык дядюшки Антифера.
Чувствовалось, что вот-вот разразится гроза. Но не было ли громоотвода, способного разрядить скопившееся в дядюшке электричество?
По-видимому, был. Вот почему Нанон и ее дочь поспешили повиноваться, когда он закричал громовым голосом:
— Найдите мне Трегомена!
Женщины быстро выбежали на улицу.
— Господи! Только бы застать его дома! — восклицали они на ходу.
К счастью, тот оказался у себя и уже через пять минут был у дядюшки Антифера.
Жильдасу Трегомену шел пятьдесят второй год. Сходство его с соседом заключалось в следующем: он холостяк, как и дядюшка Антифер; также много лет провел в плавании и тоже вышел в отставку; и, наконец, и тот и другой были малуинцами. На этом сходство кончалось. И если Жильдас Трегомен — человек тихий и спокойный, то дядюшка Антифер — шумный и горячий. Насколько первый был покладист, настолько же неуживчив — второй; Жильдас Трегомен обладал философским складом ума, дядюшка Антифер совсем не походил на философа.
Все это касается характеров. Столь же резко отличались они один от другого и по внешности, тем не менее были большими друзьями. Но если дружеские чувства дядюшки Антифера к Жильдасу Трегомену вполне понятны, то расположение Трегомена к дядюшке Антиферу поддается объяснению с трудом. Ведь каждому понятно, что дружить с таким человеком — дело нелегкое.
Мы только что сказали, что Жильдас Трегомен бывал в плавании; но моряк моряку рознь. Если дядюшка Антифер, будучи моряком торгового флота, побывал во многих морях земного шара, прежде чем стать капитаном каботажных кораблей, то в жизни его соседа ничего подобного не случалось. Жильдас Трегомен, освобожденный от воинской службы как сын вдовы, не служил на флоте и никогда не выходил в море.
Нет! Никогда! Он видел Ла-Манш только с высоты Канкаля[109], даже с мыса Фреэль, но не более того. Он родился в каюте речного грузового судна, и на этом же судне прошла вся его жизнь. Сначала судовщик[110], потом владелец «Прекрасной Амелии», он поднимался и спускался по реке Ране от Динара к Динану, от Динана — к Плюмога с грузом леса, вина, угля, в соответствии с заказами. Вряд ли он знал другие реки департаментов Иль, Вилен и Кот-дю-Нор. Жильдас Трегомен был скромнейшим пресноводным судовщиком, тогда как дядюшка Антифер — настоящим моряком самых что ни на есть соленых вод. Жильдас Трегомен как моряк не шел ни в какое сравнение с этим мастером каботажного плавания! Поэтому Трегомен пасовал перед своим соседом и другом, который постоянно давал ему понять, какая между ними разница.
Жильдас Трегомен жил в красивом, уютном домике в конце Тулузской улицы, вблизи крепостной стены, в ста шагах от дядюшки Антифера. С одной стороны дома виднелось устье реки Ране, с другой — открытое море. Хозяин дома, человек сильный, широкоплечий, пяти футов и шести дюймов роста, неизменно облачал верхнюю часть туловища, похожую на сундук, в широкий жилет с двумя рядами костяных пуговиц и в темную шерстяную матросскую блузу, всегда очень чистую, с большими складками на спине и в проймах рукавов. Эти могучие плечи служили основанием для рук, таких массивных, что напоминали скорее ляжки обыкновенных размеров человека; руки заканчивались огромными кистями, сравнить их можно разве что со ступнями гренадера[111] старой гвардии. С такими могучими конечностями и такой необыкновенной мускулатурой Жильдас Трегомен обладал исполинской силой. Но это был добрый Геркулес[112]. Он никогда не злоупотреблял своей силой и, здороваясь или прощаясь, пожимал протянутую ему руку только большим и указательным пальцами, боясь ее раздавить. Могучая сила в нем как бы дремала. Она никогда не проявлялась неожиданно для других, а если и обнаруживалась, то без малейших с его стороны усилий.
Если бы мы сравнили Жильдаса Трегомена с машиной, то это был бы не вертикальный молот, сплющивающий железо одним страшным ударом, а скорее один из тех гидравлических[113] прессов, которые постепенно сгибают самый крепкий железный прокат[114]. Видимо, такое качество являлось следствием его спокойного, здорового кровообращения.
На широких плечах возвышалась увенчанная высокой широкополой шляпой крупная голова с гладкими волосами, небольшими бакенбардами, горбатым носом, придающим характерность профилю, улыбчивым ртом, втянутой верхней и выдающейся нижней губой, со складками на подбородке, прекрасными белыми зубами (отсутствовал только один верхний резец), не знавшими табачного дыма; с глазами ясными и добрыми под густыми рыжими бровями; с кирпичным цветом лица, загоревшего на ветру реки Ране, но никогда не ведавшего неистовых порывов океанских бурь.
Таков Жильдас Трегомен, один из тех предупредительно-вежливых людей, кого можно попросить: «Приходите в полдень… Приходите в два часа»— и они приходят вовремя, всегда готовые оказать вам услугу! Об его непоколебимую, как скала, твердость, ярость дядюшки Антифера быстро разбивалась. И когда дядюшка пребывал в дурном настроении и начинал бушевать, посылали за Жильдасом Трегоменом. Он являлся к своему разъяренному соседу и выдерживал любой шквал.
Бывшего владельца «Прекрасной Амелии» в доме все обожали: Нанон видела в нем защитника, Жюэль питал к нему сыновнюю любовь, Эногат часто целовала его щеки и гладкий лоб без единой морщинки. Последнее является, по утверждению физиономистов[115], неоспоримым доказательством спокойного и мирного характера.
В тот вечер, в половине пятого, Жильдас Трегомен поднялся по деревянной лестнице в комнату второго этажа.
Под его тяжелыми шагами ступеньки трещали.
Он толкнул дверь и оказался лицом к лицу с дядюшкой Антифером.
Глава пятая,
в которой Жильдас Трегомен с трудом удерживается, чтобы не противоречить дядюшке Антиферу
— Пришел наконец-то, лодочник!
— Я побежал сразу, как только ты меня позвал, старина…
— Долго же ты, однако, бежал!
— Ровно столько, сколько понадобилось на дорогу.
