Что такое Израиль - Шамир Исраэль
Растущие, как дикое мясо, города третьего мира ужасны. От Калькутты и Бомбея до Хеврона и Каира, они слишком разбухли; они, как раковая опухоль, отсасывают здоровые соки из деревенского организма. Слишком много крестьян покидает села и пускается на заработки в города. Этот процесс нельзя назвать естественным хотя бы потому, что он вызван субсидиями на продукты питания, закупками американской пшеницы, получением английской филантропической помощи. Ни одно правительство не может морить людей голодом, поэтому закупки продовольствия за границей продолжаются, увеличивается удельный вес субсидий, пустеют села и множится городской люмпен-пролетариат.
В старину баланс населения восстанавливался стихийными бедствиями, войнами, эпидемиями. В «кипрском прологе» к «Илиаде» объясняется причина – а не повод – Троянской войны: на свете стало слишком много людей, и Мать-Земля возроптала на это бремя. Однако в нашем мире, запрещающем лишать человека жизни, но позволяющем превращать его жизнь в ад, нет способов восстановления нарушенного баланса. В Святой земле проблема перенаселения не видна глазу: изгнанные с родных земель палестинцы находятся в лагерях для беженцев и получают помощь ООН, излишнее население в еврейском секторе трудоустроено – занято изготовлением ненужной продукции, что становится возможным благодаря американским субсидиям. Тем не менее проблема существует в Израиле, как и во всем мире.
Говоря о страданиях многих тысяч беженцев и о тяжком бремени, которым они легли на Иорданию, создатель и командир Арабского легиона Глабб приводит «мнение циника», по всей видимости свое собственное: «В древности по стране прошли бы в таком случае страшный мор, голод, эпидемии, сотни тысяч погибли бы, но через несколько лет баланс населения и производительных сил был бы восстановлен. Помощь ООН увековечила проблему беженцев, вместо того чтобы разрешить ее». (Разрешить ее удалось бы лишь путем возврата беженцев, но это было не по силам ООН.) Если мы стремимся к созданию зеленой и свободной Палестины, мы должны ответить на вопрос, чем и где занять население. Города будут существовать всегда как очаги культуры, службы и промышленности. Но в нынешнем своем виде они слишком тяжелая ноша для Святой земли и без субсидий и поддержки из-за границы не смогут сохраниться.
В этом смысле Святая земля не исключение. Население земного шара, которое оставалось довольно стабильным на протяжении двух тысяч лет, упятерилось с 1800 года. Это было вызвано ростом производительных сил, развитием промышленности, требовавшей поначалу много рабочих рук, возможно, увеличением рождаемости и падением смертности. Этот процесс исчерпал себя, и в будущем население планеты должно быть сокращено до приемлемых размеров, с тем чтобы люди будущего могли жить «под сенью своей лозы», а не в многоквартирных домах. Тогда в Святой земле останется несколько древних городов, выросших за тысячи лет в самых удобных местах, и они станут центрами для сельской округи. Если на время ограничить рождаемость – что, возможно, произойдет само по себе с повышением уровня жизни, – через три-четыре поколения численность населения может дойти до приемлемого уровня. Но палестинцы и евреи должны прекратить дурацкую «гонку населений», борьбу за демографический контроль в стране, гонку, суть которой выразила в свое время Голда Меир: «Проснуться поутру и пересчитать, сколько еврейских и палестинских младенцев родилось за ночь».
«Гонка населений», возможно, прекратится с ликвидацией единой Палестины и с созданием отдельных коммун: в этих условиях демографическое преимущество не будет отражаться на структуре власти. Но проблема оптимизации численности населения городов останется еще на долгое время. В этом вопросе трудно согласиться с обычным либеральным подходом: пусть-де естественный процесс урбанизации идет своим ходом до естественного конца.
Многие палестинцы Назарета пробуют селиться в Верхнем Назарете, на землях, конфискованных у их родичей. Это вызывает острую реакцию в Верхнем Назарете, где была создана расистская организация МЕНА, борющаяся с «палестинскими пришельцами». МЕНА составляет и обнародует «черные списки» «изменников своего народа» – евреев, которые сдают или продают квартиры арабам. При поддержке кахановцев члены МЕНА терроризируют арабов, поселившихся в городе, и полиция не способна защитить их.
Происходящее в Верхнем Назарете не исключение, но скорее яркий пример расизма по-израильски. Вы не встретите израильтянина, готового признать себя расистом. «Еврейские террористы», убийцы, ворвавшиеся во двор хевронского медресе с автоматами в руках и устроившие там бойню без разбора, отмежевываются от «расиста Каханэ». Каханэ тоже не согласен на такое звание: он ничего плохого об арабах не думает, кроме того, что они пьют еврейскую кровь, насилуют и убивают еврейских детей, что им не место в Израиле и что за сожительство с еврейкой араба надо сажать лет на пять в тюрьму, – а так он не расист. Генерал Рафаэль «Рафуль» Эйтан, принадлежащий к правой партии Техия (предшественнице Моледет), не желает, чтобы его ставили на одну доску с Каханэ и «террористами». С истинно солдатской простотой он предлагает отрывать арабам яйца за беспорядки, прищучить их так, чтоб забегали, «как жуки в бутылке», – но и он не расист. И уж конечно, не желают числиться расистами лейбористы, хотя именно они создали порядок, при котором нееврей не может занимать пост в МИДе или Верховном суде, а избранные арабами депутаты-коммунисты не могут входить в правительство и все обязаны постоянно носить с собой документ, где указано черным по белому, еврей ты или нет. Один из премьеров-лейбористов – Голда Меир, эта милая бабушка, – сравнила смешанные браки между евреями и неевреями с Освенцимом: и то и другое уменьшает число евреев (так ересиарх у Борхеса сравнивал зеркала и копуляцию, увеличивающие число людей).
Израильтяне никогда не считают себя расистами, что бы ни происходило. На предвыборных собраниях мне доводилось много раз слышать, что Каханэ не расист, потому что «арабы не раса». Каханэ – это, конечно, крайний случай, но он пользуется поддержкой в народе. Когда я срываю со стенок иерусалимских автобусов листовки, предупреждающие: «Араб! Не смей помышлять о еврейке!», всегда кто-нибудь осуждает меня за непонимание ситуации.
Израильские левые сионисты выступают в защиту прав арабов в Израиле, что достойно похвалы хотя бы потому, что не вызвано электоральными соображениями. Многие простые израильтяне ненавидят левых за это. А защищать приходится постоянно.
Мелкая дискриминация не преследуется по закону: домохозяева, отказывающиеся сдавать дома палестинцам, еще ни разу не были наказаны. Все же в Израиле есть более острые проблемы, чем мелкая дискриминация. Не забудем, что домохозяева Верхнего Назарета могут заниматься мелкой дискриминацией потому, что правительство провело акт крупной дискриминации и конфисковало земли Назарета.
Почти вся дискриминация в Израиле носит религиозный или полурелигиозный характер и уходит корнями в попытку «вернувшихся» эмигрантов воссоздать религию древнего Израиля в замкнутой, герметичной форме. Тогда и возникло напряжение между двумя сущностями иудаизма – универсальной верой и национально-племенной религией. С одной стороны, иудаизм провозгласил, что Бог один, то есть один для всех, с другой – это Бог Израиля, и делиться им не хочется. Две тысячи лет назад в Средиземноморье и тринадцать веков назад в Хиджазе сложились колонии монотеистов – неевреев, тянувшихся к иудаизму, но не находивших себе места в его системе. Монотеисты хотели религию с храмами, священниками, обрядностью. Все это было у иудеев, но не для передачи.
Иудеи, хоть у них и существовала традиция «просвещения народов», не хотели распространять Слово Божие среди прочих племен и вести их. Монотеистов раздражали иудеи, не желавшие делиться истинной верой. «Разве Авраам был иудеем или христианином? Он был ханеф [стихийный монотеист]», – восклицает Мухаммад во второй суре Корана. Перед иудеями стоял тяжелый выбор, как перед выбирающим сосуд с водой. Если путник берет с собой в пустыню плохо закупоренный сосуд, то вода выльется или испарится. Если же сосуд будет закупорен слишком хорошо, его не удастся открыть. Иудеи оказались похожи на запечатанный сосуд: они сохранили монотеизм, но не смогли поделиться им. Можно описать положение дел и проще: реконструированный иудаизм был настолько герметичным, настолько самодовлеющим, что открыть его миру без революции не удалось бы.
