Жюль Верн - Агентство «Томпсон и K°»
Буря прекратилась, и величественно наступала ночь. Над пустыней царили покой и безмолвие. Никакого шума, кроме рева моря, разбивающего свои волны о песок.
Вдруг Робер остановился. Иллюзия ли то или действительность? Пуля просвистела в двух сантиметрах от его уха, а за ней последовал сухой выстрел, быстро заглушенный шумом прибоя…
Робер быстро обернулся и вдруг с гневом и досадой заметил меньше чем в десяти шагах позади себя Джека Линдсея, который, склонившись на одно колено, целился в него.
Не теряя ни минуты, Робер бросился на негодяя, но сильный толчок внезапно остановил его. Мгновенно жгучая боль охватила его плечо, и он всей своей тяжестью упал вперед, лицом в песок.
Совершив свое черное дело, Джек Линдсей быстро удалился. Он даже не потрудился удостовериться в смерти своего врага. Впрочем, к чему? Не все ли равно, останется ли он в этой пустыне мертвый или раненый? Так или иначе посланец потерпевших крушение не достигнет своей цели и помощь не придет.
Остановить курьера своих товарищей по путешествию было важно. Но чтобы Джек Линдсей овладел одним из них, надо было, чтобы вся партия попала в его руки.
Джек Линдсей исчез за дюнами с намерением продолжать начатое им гнусное дело.
Робер все еще лежал на песке. С тех пор как он упал в этом месте, прошла ночь. Солнце описало в небе свою ежедневную кривую, пока не опустилось за горизонт; потом наступила вторая ночь, которая уже заканчивалась, ибо слабый свет начинал озарять небо на востоке.
В продолжение долгих часов ни на одну минуту не обнаружилось, остается ли еще в Робере дыхание жизни. Впрочем, если бы он даже был жив, то солнце, во второй раз выливая на него свои жгучие лучи, наверное, отметило бы его последний день.
Но вот что-то задвигалось около распростертого тела. Животное, которого нельзя было разглядеть в густом еще мраке, шевелилось и копало песок, куда уткнулся лицом свалившийся человек. Теперь воздух мог свободно проникать в его легкие, если они еще сохранили способность дышать.
Результат этой перемены не заставил себя ждать. Робер издал несколько стонов, потом попробовал подняться. Жестокая боль в левой руке отбросила его снова на песок.
Однако он успел узнать своего спасителя.
– Артемов! – слабо воскликнул он, готовый снова лишиться чувств.
Услышав свою кличку, Артемон ответил восторженным визгом и стал лизать своим мягким и теплым языком лицо раненого, которое было покрыто слоем песка и пота.
И вот жизнь стала возвращаться к Роберу. В то же время стала возрождаться и память и он припоминал подробности своего падения.
Он возобновил попытку встать, на этот раз с предосторожностями, и вскоре поднялся на колени. Потом дотащился до моря, где свежесть воды окончательно оживила его.
Между тем совершенно рассвело. С большим трудом удалось ему тогда раздеться, и он осмотрел свою рану. Она оказалась неопасной. Пуля расплющилась о ключицу, не разбив ее, и упала на песок при первом же к ней прикосновении. Повреждение нерва причиняло, однако, страшную боль, а потеря сознания затягивалась вследствие ослабления дыхания, вызванного песком. Робер ясно сообразил все это и тщательно перевязал рану смоченным соленой водой платком. Относительная гибкость тотчас же вернулась к пострадавшей руке. Если бы не слабость, еще угнетавшая его, то Робер мог бы продолжать путь.
Эту слабость пришлось одолеть, и Робер стал подкрепляться пищей, делясь ею с Артемоном.
Но Артемон как будто неохотно принимал предлагаемую пищу. Он шнырял взад и вперед, одержимый явным беспокойством. Наконец Робер, пораженный необыкновенным волнением собаки, взял ее на руки и стал ласкать… Как вдруг он заметил бумажку, привязанную к ее ошейнику.
«Лагерь захвачен. Взят в плен маврами. Пип». Вот ужасающая весть, которую Робер узнал, как только развернул и прочитал записку.
Пленники мавров! Алиса, значит, тоже! И Рожер. И Долли!
В один миг Робер уложил в сумку остатки провизии и вскочил на ноги. Нельзя было терять времени. Он должен идти во что бы то ни стало. Принятая пища вернула ему силы, удесятеряемые теперь волей.
– Артемон! – позвал Робер, готовый уйти.
Но Артемона уже не было, и Робер, озираясь, увидел лишь вдали едва заметную точку, которая удалялась вдоль моря, все уменьшаясь.
Собака, исполнив свою миссию, бежала назад, чтобы отдать отчет кому следует. Опустив голову, поджав хвост, выгнув спину, она неслась со всех ног, не останавливаясь, не развлекаясь ничем, стремясь к своему хозяину.
– Славное животное! – пробормотал Робер, пускаясь в путь.
Машинально он бросил взгляд на свои часы и с удивлением заметил, что они остановились на часе тридцати пяти минутах. Вечера или утра? Он, однако, хорошо помнил, что заводил их до предательского нападения Джека Линдсея. Их стальное сердечко, значит, билось целую ночь, потом целый день и только в следующую ночь прекратилось тиканье. При этой мысли Робер почувствовал, как капли пота выступили у него на лбу. Стало быть, он оставался без движения в течение почти тридцати часов. Что станется со всеми, кто надеется на него?
Робер ускорил шаг, после того как поставил свои часы по солнцу, показывающему приблизительно пять часов утра…
До одиннадцати часов он шел, потом позволил себе короткий отдых и заснул подкрепляющим сном, склонив голову в тени маленьких пальмовых деревьев. Сон оказал на него целительное действие. Когда Робер проснулся в четыре часа, он был энергичен и крепок, как прежде. Он снова двинулся в путь и до десяти часов вечера уже больше не останавливался.
На другой день он снова с утра пустился в дорогу. Но этот день был тяжелее, чем вчерашний. Усталость подавляла. Кроме того, сильные приступы лихорадки одолевали его и рана заставляла жестоко страдать.
После полуденного отдыха он с трудом отправился дальше. От головокружения он подчас шатался. Тем не менее он все шел, оставляя позади себя километры, из которых каждый прибавлял к прежним страданиям все новые.
Наконец в сумерках показались какие-то темные массы. Это начиналась область камедных деревьев. Робер дотащился до них, упал, истощенный, у подножия одного, и заснул крепким сном.
Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко над горизонтом, и Робер упрекнул себя за то, что так долго спал.
Сидя под тенью камедного дерева, у подножия которого он растянулся накануне, Робер принудил себя есть, чтобы укрепить силы. Он съел свой последний сухарь и проглотил последнюю каплю воды.
Отправившись в путь в шесть часов утра, Робер безостановочно плелся по нескончаемой дороге. Он уже давно сообразил, что продвигался очень медленно, что делал только один километр в час. Не беда! Он все-таки шел, решив бороться, пока хватит дыхания.
