Джером Джером - Дневникъ паломника
— Нѣтъ, — говорили они. — Горы многое объясняютъ, конечно, только не это. Мы знаемъ обычное состояніе Рейна: онъ грязноватъ, иногда подвониваетъ, но… онъ выносимъ. А нынче рѣка въ такомъ видѣ, что лучше не ѣхать. Мы подождемъ слѣдующаго половодья.
Послѣ купанья мы отправились спать. Для изнѣженнаго англичанина, привыкшаго спать каждую ночь на одной и той же обычнаго типа кровати, попытка переночевать на нѣмецкой постели представляется своего рода штукой. Сначала ему и въ голову не приходитъ, что это постель. Ему кажется, что кто-то, задумавъ переѣзжать на другую квартиру собралъ со всего дома мѣшки, подушки, антимакассары и тому подобныя вещи и свалилъ ихъ въ ящикъ. Онъ звонитъ горничную и объявляетъ ей, что она ошиблась комнатой. Онъ просилъ провести его въ спальню.
— Это и есть спальня, — говоритъ она.
— Гдѣ же кровать? — вопрошаетъ онъ.
— Вотъ! — отвѣчаетъ она, указывая на кучу мѣшковъ, подушекъ и антимакассаровъ въ ящикѣ.
— Это! — восклицаетъ онъ. — Да какъ же я улягусь въ ней спать?
Горничная не знаетъ, какъ онъ уляжется, потому что никогда не видѣла какъ джентльмены укладываются спать. Ей кажется, впрочемъ, что онъ можетъ растянуться на кровати и закрыть глаза.
— Но она коротка, — возражаетъ онъ.
Горничная думаетъ, что онъ помѣстится, если согнетъ ноги.
Онъ убѣждается, что ничего лучшаго не достанетъ, и что приходится примириться съ неизбѣжностью.
— Ну, хорошо, — говоритъ онъ. — Такъ постелите же ее.
— Она уже постлана, — отвѣчаетъ горничная.
Онъ пристально смотритъ на дѣвушку. Не вздумала ли она потѣшиться надъ нимъ, одинокимъ странникомъ, заброшеннымъ далеко отъ родни и друзей? Онъ подходитъ къ тому, что она называетъ кроватью, и схвативъ самый верхній мѣшокъ, поднимаетъ его говоря:
— Потрудитесь объяснить мнѣ, что это такое?
— Это? — говоритъ дѣвушка, — это перина.
Онъ ошеломленъ такой неожиданной репликой.
— О! — произноситъ онъ. — Такъ это перина! Я думалъ, это подушечка для булавокъ: Прекрасно! зачѣмъ же эта перина забралась сюда на верхушку? Вы думаете, что если я мужчина, такъ ужь и не понимаю, что такое постель.
— Тамъ ей и мѣсто, — возражаетъ дѣвушка.
— Какъ! на верхушкѣ?
— Да, сударь.
— А гдѣ же одѣяло?
— Внизу, сударь.
— Послушайте, милая, — говоритъ онъ, — что нибудь одно: или вы меня не понимаете, или я васъ не понимаю. Когда яукладываюсь спать, то ложусь на перинѣ, и накрываюсь одѣяломъ. Я не хочу ложиться на одѣяло и накрываться периной. Вѣдь это не комическій балетъ, а?
Дѣвушка увѣряетъ его, что онъ ошибается. Кровать постлана какъ слѣдуетъ; какъ всегда постилаютъ кровати въ Германіи. Если ему не по вкусу, онъ можетъ передѣлать ее какъ угодно, или разсердиться и лечь на полу.
Онъ изумленъ. Ему кажется, что такъ постелить постель могъ бы только человѣкъ, вернувшійся домой съ попойки поздно ночью. Но безполезно спорить съ дѣвушкой.
— Хорошо, — говоритъ онъ, — принесите же мнѣ подушку, япопытаюсь.
Горничная объясняетъ ему, что на кровати уже есть двѣ подушки, и указываетъ на два плоскіе какъ блинъ тюфячка, въ квадратный аршинъ, лежащіе другъ на другѣ на одномъ концѣ груды.
— Эти! — восклицаетъ усталый путешественникъ, начиная думать, что ему вовсе не придется лечь въ постель. — Это не подушки! Мнѣ нужно что нибудь подъ голову, а не подъ… спину. Не говорите мнѣ, что я долженъ спать на этихъ блинахъ.
Но дѣвушка говоритъ ему это и кромѣ того намекаетъ, что ей нѣкогда стоять съ нимъ и болтать о кровати.
— Хорошо, растолкуйте же мнѣ, какъ туда влѣзть, — говоритъ онъ, — и я васъ отпущу.
Она растолковываетъ и уходитъ, а онъ раздѣвается и влѣзаетъ въ кровать.
Подушки доставляютъ ему много хлопотъ. Онъ не знаетъ, сидѣть ли на нихъ или только прислониться къ нимъ спиной. Пробуя и такъ и сякъ, онъ стукается головой о верхній край кровати. Вслѣдъ затѣмъ произноситъ: «Охъ!» и подается къ нижнему концу. Тутъ всѣ его десять пальцевъ на ногахъ пребольно ударяются о нижній край.
Ничто такъ не раздражаетъ человѣка, какъ колотушки, въ особенности, если онъ чувствуетъ, что не заслужилъ ихъ. На этотъ разъ онъ произноситъ: «Охъ, чортъ побери!» и судорожно сгибаетъ ноги, причемъ колѣни его стукаются о боковой край кровати. (Нѣмецкая кровать, надо помнить, устроена въ видѣ неглубокаго открытаго ящика, такъ что жертва со всѣхъ сторонъ окружена крѣпкими деревянными досками съ острыми краями. Не знаю, какое дерево употребляется для этой цѣли. Оно чрезвычайно твердо, и когда стукнешься объ него костью, издаетъ курьезный — музыкальный звукъ).
Послѣ этого онъ лежитъ смирно въ теченіе нѣкотораго времени, спрашивая себя, чѣмъ еще онъ стукнется. Но видя, что все обстоитъ благополучно, собирается съ духомъ и начинаетъ легонько шевелить ногой, стараясь оріентироваться.
Ему холодно подъ простыней и тоненькимъ одѣяломъ. Подъ периной было бы тепло, но она слишкомъ коротка. Онъ натягиваетъ ее на подбородокъ — начинаютъ мерзнуть ноги. Спускаетъ ее на ноги — зябнетъ верхняя часть тѣла.
Онъ пытается свернуться въ клубовъ и подобраться подъ перину — напрасно! та или другая часть тѣла постоянно высовывается наружу.
Ему приходитъ въ голову, что «человѣкъ-змѣя» или «безкостное чудо» чувствовалъ бы себя отлично на этой постели; и онъ сожалѣетъ, что не обучался акробатическому искусству. Еслибъ только онъ могъ заложить ноги на спину и спрятать голову подъ мышку, — ему было бы чудесно. Но онъ никогда не учился этимъ полезнымъ штукамъ, и потому долженъ лежать вытянувшись, согрѣвая по очередно то ту, то другую часть тѣла.
Казалось бы при такомъ дѣйствительно плачевномъ положеніи ему и въ голову не придетъ думать о чисто эстетическихъ вещахъ. Однако ему такъ и мечется въ глаза фигура, которую онъ долженъ представлять изъ себя. Перина, вздувшаяся горбылемъ надъ серединой его туловища, придаетъ ему видъ человѣка, страдающаго чудовищной опухолью или толстѣйшей лягушки, которая нечаянно опрокинулась на спину и никакъ не можетъ подняться.
Вотъ еще наказанье: стоитъ ему пошевелиться или слишкомъ тяжело вздохнуть, перина (собственно пуховикъ) слетаетъ на полъ.
Лежа въ нѣмецкой кровати, нельзя достать до полу (вслѣдствіе ея ящикообразнаго устройства) — и вотъ ему приходится вылѣзать и при этомъ разумѣется стукаться о доски.
Повторивъ эту штуку разъ десять, онъ приходитъ бъ убѣжденію, что для него, новичка, чистое безуміе пытаться заснуть въ этой мудреной кровати, которая и отъ опытнаго человѣка потребуетъ всей его опытности. Онъ вылѣзаетъ изъ ящика и устраивается на полу.
