Жюль Верн - Плавающий город
— Ну что ж, — произнес я, — сожалею о смерти столь способного человека, вот и все.
— Тем не менее, — продолжал Дин Питфердж, не обращая ни малейшего внимания на мою недоверчивость, — об этом корабле рассказывают разные истории. Например, как некий пассажир заблудился в лабиринтах судна, точно в лесах Амазонки, и так и не нашелся.
— А, — с иронией отмахнулся я, — да разве это факт?
— Рассказывают также, — не останавливался доктор, — что во время монтажа котельных один механик был по ошибке замурован в паровом котле.
— Браво! — воскликнул я. — Замурованный механик! Вы попали в самую точку! Неужели вы всему этому верите, доктор?
— Я верю, — ответил Питфердж, — и верю самым серьезным образом в то, что наше путешествие, плохо начавшись, плохо и кончится.
— Но ведь «Грейт-Истерн» — судно прочное, — возразил я, — и жесткость его конструкции позволяет ему, как монолиту, противостоять любому натиску стихий и бороздить самые бурные моря!
— Без сомнения, судно прочное, — согласился доктор, — но пустите его наперерез высоким волнам, и сами убедитесь, выдержит ли оно это испытание. Да, это гигант, у которого сила непропорциональна размерам. Машины слишком слабы для такого судна. Вам не доводилось слышать рассказ о его девятнадцатом рейсе из Ливерпуля в Нью-Йорк?
— Нет, доктор.
— Так вот, я был тогда на его борту. Мы вышли из Ливерпуля в среду, десятого декабря. Пассажиры пребывали в безмятежности. Дела шли хорошо, пока ирландский берег укрывал нас от высоких волн. На следующий день такое же спокойное море и веселье среди пассажиров. Двенадцатого декабря в полдень ветер стал крепчать. Поднялось сильное волнение, и «Грейт-Истерн» закачало. Пассажиры, мужчины и женщины, разошлись по каютам. В четыре часа ветер перешел в бурю. Мебель заплясала. Одно из стекол в главном салоне было разбито головой вашего покорного слуги. Побилась вся посуда. Грохот стоял ужасный! Ударами волн сорвало восемь шлюпок. В этот момент машина, приводящая в действие гребные колеса, остановилась — огромный кусок свинца, сорванный с места качкой, попал в нее. И лишь винт тянул нас вперед. Вскоре гребные колеса заработали с половинной скоростью, но одно из них покривилось, поскольку плицы побились о корпус. Пришлось опять застопорить машину и полагаться на винт, чтобы хоть удержать судно в дрейфе.
Ночь прошла ужасно. Буря еще усилилась. «Грейт-Истерн» погружался в провалы между валами и не в состоянии был выбраться из водяного плена. К полуночи с одного из гребных колес слетел обод. Чтобы получить возможность маневра и поставить судно прямо, потребовалось поставить часть парусов, которые тотчас же надулись. Неразбериха стала всеобщей. От борта к борту были протянуты и закреплены цепи. Сломалась загородка для животных, и через люк в дамский салон свалилась корова. Еще одна напасть — переломился руль, и управление отказало. Раздались страшные удары. Это сорвался с креплений масляный резервуар весом в три тысячи килограммов, и он, носясь по междупалубному пространству, ударялся о перегородки и едва их все не переломал.
Суббота прошла в обстановке сплошного ужаса. Весь день ходили ходуном волны, и лишь в воскресенье они стали стихать. Один находившийся на борту американский инженер приспособил к рулевому управлению цепь. Мы понемногу начали маневрировать. Огромный «Грейт-Истерн» вернул себе остойчивость на волне. Восемь дней как мы отплыли из Ливерпуля, и кто знал, месье, где мы окажемся еще через восемь дней!
Глава IX
Признаться, слова мистера Дина Питферджа звучали неутешительно. Шутит доктор или говорит серьезно? Верно ли, что он плыл на «Грейт-Истерне» только для того, чтобы стать свидетелем катастрофы? Для эксцентричной личности все возможно, особенно если он англичанин.
А пока что наш пароход продолжал свой рейс, перекатываясь по волнам, точно лодочка. Он неуклонно следовал обычным маршрутом паровых судов. Известно, что на плоской поверхности кратчайший путь между двумя точками представляет собой прямую линию. На шаровой же поверхности это кривая линия, представляющая собой дугу так называемого большого круга[98]. Чтобы сократить маршрут, нужно следовать по этой линии. Но парусные корабли не всегда бывают в состоянии следовать этому правилу, поскольку зависят от направления ветров. И лишь пароходы чувствуют себя хозяевами в выборе строго вычисленного маршрута, так как только они могут двигаться точно по дуге большого круга. Именно поэтому «Грейт-Истерн» отклонился еще немного на северо-запад.
Качка продолжалась. Ужаснейшая морская болезнь, подобно эпидемии, захватывала все больше и больше жертв. Множество пассажиров, усталые и бледные, с заложенным носом, с пустым выражением лица, обхватив руками виски, как один, переселялись на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Они проклинали корабль, скачущий, как буй на воде, и Общество фрахтовщиков, в рекламных брошюрах которого объявлялось, что морская болезнь «практически неведома на борту «Грейт-Истерна».
В девять часов утра, на расстоянии трех или четырех миль, впереди по левому борту команда и пассажиры заметили предмет. Что это: обломки судна после кораблекрушения, скелет кита или корпус корабля? Различить было невозможно. Группа не страдающих от морской болезни пассажиров, собравшихся на носу, разглядывала неизвестный объект, перемещавшийся в трехстах милях от ближайшего берега. На него с «Грейт-Истерна» нацелился строй подзорных труб.
Американцы и англичане, привыкшие заключать денежные пари под любым предлогом, делали первые ставки, их размер неуклонно рос. Среди этих возбужденных спорщиков я заметил человека высокого роста, лицо которого выдавало несомненное и глубочайшее двуличие. Лоб его был рассечен вертикальной морщиной, что свидетельствует о равнодушии и невнимании к другим, взгляд холодный, сросшиеся брови, высоко поднятые плечи, растрепанные волосы. Он производил впечатление человека исключительной наглости, и сразу вызвал у меня неприязнь. Высокомерный тон его речи был почти оскорбителен. Несколько достойных его прихлебателей смеялись над плоскими шутками. Этот персонаж настаивал на том, что перед нами не обломки потерпевшего аварию судна, а скелет кита, и подкреплял свои утверждения крупной ставкой. Это пари лопнуло разом. Ибо на деле обломки оказались корпусом судна. Оно быстро приближалось. Уже можно было разглядеть серо-зеленую медную обшивку трехмачтовика со срезанным рангоутом и скошенными бортами. Водоизмещение его составляло пятьсот или шестьсот тонн. С вант свисали порванные цепи.
