Анатолий Гуревич - Москва в начале ХХ века. Заметки современника
Вся разноодетая толпа прохожих не была яркой и нарядной. Общий тон одежды был темный. Только летом мелькали белые гимнастерки и кители учащихся, военных и чиновников, да белые блузки женщин. Единственно ярким пятном на московских улицах, особенно летом на бульварах, была одежда кормилиц, которых нанимали в богатых семьях для грудных малышей. В большинстве случаев это были дородные молодые женщины, часто красивые, отдававшие своих младенцев в деревни в чужие семьи и поступавшие на службу в городе за «хорошие харчи» и заработок, превышавший заработок хорошей прислуги. Было принято в богатых семьях одевать кормилиц в русскую национальную одежду — нарядный сарафан, расшитый кокошник с разноцветными сатиновыми лентами сзади, с пышными расшитыми рукавами. Прогуливаясь по бульвару и толкая впереди себя плетеные коляски с младенцами, эти женщины украшали окружающую обстановку, вызывая умильные взоры солдат и пожарных, встречающихся на их пути.
7 Административное деление города. Полиция, жандармерия, пожарная служба
На первое января 1917 года в Москве было 27 полицейских частей и 7 самостоятельных участков, расположенных на окраинах города.[46] Каждая полицейская часть обслуживала определенную территорию и именовалась присвоенным ей званием, например: Тверская, Сущевская, Таганская и т. п., происходящим от названия одной из главных улиц, находившихся на ее территории. Каждая часть делилась на участки, обозначенные номерами, например: 2-й участок Тверской части.
Городовые, т. е. рядовой состав полиции, имели на фуражках бляху в виде ленточки из белого металла с выгравированной надписью, обозначавшей сокращенно название части и номер участка. На территории каждой полицейской части находилась отдельная пожарная часть (команда), почти всегда со своей каланчой. Кирпичные каланчи сохранились до настоящего времени — одна у станции метро «Сокольники», другая у Ново-Спасского монастыря, третья — на Сущевской улице. На галерее, расположенной в верхней части каланчи, круглосуточно дежурил пожарный, наблюдая за местностью поверх крыш домов. В случае видимого возникновения пожара он давал сигнал вниз в помещение дежурной команды, которая собиралась и выезжала в указанном им направлении в течение 2–3 минут, включая упряжку лошадей. Эта система сохранилась до самой революции, а на окраинах и несколько лет после нее, несмотря на наличие телефонной связи уже в 1900-х годах.
Во главе полицейской части стоял «пристав» — полицейский офицер, обычно в чине полковника или подполковника. В подчинении пристава находилось несколько околоточных надзирателей — младших полицейских офицеров, ответственных за порядок в определенном микрорайоне.
Околоточные надзиратели получали очень небольшие оклады и жили за счет приношений от лавочников своего района, домовладельцев и других взяткодателей.[47]
Естественно, что по доходности районы сильно отличались друг от друга. Были очень доходные, например, район Охотного ряда и других торговых улиц. Окраинные рабочие районы этим не отличались, что и служило средством поощрения и наказания полицейских чинов, путем перевода их из одного района в другой.
В обязанности полиции, помимо обыкновенных полицейских функций, входило следить за чистотой улиц, состоянием санного пути, зимним содержанием тротуаров. Патрулирования улиц городовыми не практиковалось. Они стояли на своих постах в определенном месте. Околоточные, при дежурстве на улицах, прохаживались вдоль улиц по тротуарам, иногда посредине мостовой.
Городовой на посту (1910-е гг.).
Помощниками полиции были дворники, обязанные нести постоянные дежурства около ворот своего дома «при свистке на красном шнуре и номерной бляхе на груди». Ворота домов на ночь запирались и открывались дежурными дворниками по звонку, что служило поводом для получения «на чай» от возвращавшихся гуляк.[48]
Во главе полиции находился «градоначальник», резиденция которого была на Тверском бульваре, на месте нового здания МХАТа. Там же находился полицейский резерв городовых,[49] а сзади дома градоначальника, в Большом Гнездиковском переулке, Охранное отделение, получившее прозвище «охранка» и сожженное в первый день февральской революции.[50]
Жандармское отделение[51] вместе с казармой и конюшнями находилось на Петровке 38 в старинном здании, перестроенном после революции. Жандармерия не несла внешних караулов, за исключением торжественных дней или праздников в хорошую погоду, когда для «парадности» жандарм в парадной черной лакированной каске восседал на своем неподвижном коне на Страстной (Пушкинской) площади среди снующих экипажей и прохожих.
При возникновении крупных уличных «беспорядков» в помощь полиции вызывался наряд конных жандармов, а в особо серьезных случаях казаки из квартировавших в Москве казачьих частей. Казаки не применяли имевшегося у них оружия и осаживали толпу крупами лошадей, а при разгоне толпы действовали своими кнутами — «нагайками», имевшими на концах маленький кожаный мешочек с вшитым куском свинца или пулей. Такая нагайка действовала сильнее другого холодного оружия.
Кроме разделения территории города на полицейские части, было деление на судебно-деловые участки. Их в Москве было 56.[52]
Казаки разгоняют рабочую демонстрацию. С картины В. Мазуровского (1905–1906)
Аресты и задержания граждан происходили вежливо, но, если задерживался человек «простого звания», его могли взять за шиворот, толкать и «бить по морде» запросто, что приходилось неоднократно видеть. Для сопровождения арестованного, особенно пьяного, полиция имела право привлекать свободных извозчиков. Последние норовили удрать от такой неприятной обязанности, но, если она оказывалась неизбежной, извозчик доставал из-под сиденья имевшийся для такого случая коврик и закрывал им сиденье и пол пролетки, дабы не испачкали. Полицейская и пожарные части обычно находились в одном здании.
В Москве было твердо установленное, но не писаное правило. На Рождество и Пасху и в день «тезоименитства» государя-императора городовой, пожарный, почтальон, дворник и трубочист (была и такая, весьма необходимая профессия), а заодно и водопроводчик — все по одному приходили в каждую квартиру с черного хода «поздравить с праздником» и получали свою мзду. Размер ее определялся имущественным положением квартиросъемщика и был в пределах от 10 копеек до 1 рубля. В рабочие квартиры такие поздравители не ходили. Кухарки, обычно неравнодушные к таким служивым, подносили им разные угощения, иногда тайком от хозяев.
